А однажды к ней на скамейку подсел мужчина – внешности неяркой, заурядной, но приятной. Разговорились – о том о сем, о процедурах, питании – обычный разговор отдыхающих. Мужчина представился, сказал, что живет и работает в Калининграде. Женат и имеет двух дочерей.
Как-то сложилось, что после ужина он пригласил ее в кино, она, разумеется, пошла – без всякой задней мысли, просто от тоски и одиночества. В кино сходили, потом прогулялись по парку, посидели на скамеечке, болтая по-курортному, по-свойски.
Ну, так и повелось – Иван Александрович теперь опекал ее, занимал место в столовой и кинозале, угощал шоколадками и однажды принес букетик ночных фиалок – невзрачных, но пахших так, что кружилась голова.
Их первое и последнее интимное свидание случилось довольно скоро, день на седьмой после знакомства. Элла пошла на это намеренно, сильно робея, но любопытство был сильнее – что ж там такого, что так крутило и ломало Эммину жизнь? Да и пора, что говорить! «Очень пора» – и давно!
Ничего такого ей не открылось – во всяком случае, никаких потрясений и шока. Иван Александрович был нежен, заботлив, внимателен. А после того, что между ними произошло, с испугом уставился на Эллу и, потрясенный, спросил:
– Как же так? Я не понял. Ты… вы… еще… не того?
Элла ничего не ответила, вздохнула, кивнула и стала натягивать платье.
У двери она обернулась и вдруг рассмеялась:
– А что, вы сильно расстроились?
Он, бледный и потерянный, только махнул рукой и пожал плечом.
После этой истории Элла как-то вдруг успокоилась – ну, наконец все случилось. И ей будет не стыдно перед сестрой.
А ночью – ночью случился кошмар. В комнату влетела Людмила и, подбежав к Элле, уже почти блаженно уснувшей, стала бить ее босоножкой по спине и плечам, громко крича:
– Ах ты, стерва! Ах ты, гадина! Тихая такая! Коза драная! Я этого Ваню две недели пасу, а она… Нет, вы подумайте!
Элла накрылась с головой одеялом, увертываясь от тычков, и молила только об одном – чтобы не проснулись соседи и не разразился скандал. Боже, какой ужас! Какой позор!
Устав, Людмила рухнула на кровать и зарыдала.
Рано утром Элла тихонько собрала свои вещи, выскользнула в коридор, затем на улицу и взяла такси на вокзал.
«Бежать! – стучало у нее в голове. – Бежать, и все. Подальше от этого ужаса!»
Она бежала, унося с собой отчаянный позор, безмерный стыд, некоторое удовлетворение, освобождение, познание – и еще пока, разумеется, неопознанную беременность.
Когда все открылось, вернее, дошло до нее, она, конечно же, бросилась к сестре.
Эмма слушала ее не перебивая. С удовольствием затягиваясь, попивая любимый кофеек и слегка усмехаясь.
Дослушав