везде кое-где миндаль расцвел
а ты даже гору за рыданьем не видишь
приготовился, словно бы собрался
С Елеонской горы
там не видно долины Иосафата
из-за холма
и на склоне лишь —
шкурка банана,
на три разделенная доли
легкая тарелка, брошенная
ничком
вилка без зубца
смеем ли глядеть меж
неподвижных олив на склоне
зрение вас всех преумножит как знамя небес
Иерусалимский университет за твоим затылком
в сплошной непроглядной листве
подзорная труба на штативе
на гранитном стоит парапете
да не приснилось ли тебе море
которое видел ты опустив в прорезь подзорной трубы
древнюю стершуюся монету
когда вокруг небо в холмах облаков
«… и расцветут, как виноградная лоза…»
«Мне ли не пожалеть Ниневии, города великого»
Видел я Масличную гору в бинокль
говорлива толпа
и ты ее немой язык
стоокой толпой разноязыкой
глядящей глазами в стороны света
во все глаза, во все ворота
на холм, летящий
одетый в бетон
недоступный
невидим он от Шхемских ворот,
от Ворот Ирода,
от Золотых ворот,
от Львиных ворот
виден от Мусорных ворот
от Сионских ворот
от Яффских ворот
тихо не доходит из
бетонного гетто весть
Вифлеем неприступный
Ерусалим невидим ему
Зрим снаружи семивратный
славен Ерусалим
но внутри недоступен
«цветет глубоко под землей…»
По перламутровой ступени камня
Под ногою готов разломиться высокою ступени
каменный перламутр
Ты замер, увидев в камне древний свой сад детства
Древние кратеры, набатеи, Рамон
Пересечения высохших высохших рек
бедуины
Поселки – временные полотняные их ангары
треугольные знаки с верблюдом внутри
Земля готова зацвесть под зимним дождем
До Галилеи еще далеко пожалуй
На языке глубинном и древнем наречии горят, говорят
города
Сухая зимняя земля расцветет именами
Итальянская семья валялась в море
Изредка перекликаясь
много глаз у отеля —
их бессонных очей
глядели в стороны света
не видя пресной воды,
бившей в правую руку
Глубоко мы на дне моря воздушного
ниже земли, тише травы
здесь у отелей
они