А че парень сделал?
А парень это самое, ну… это… с командой – узбека одного замочил. Вусмерть. Берцами. Под дых. На вокзале. На железнодорожном вокзале. В Хабаровске. Ты только что ролик глядел. Еще поглядишь? Герой наш парень. Мочил прямо так технично! Мощара! Так его и в тюрьму сразу же кинули, ну, вокзал же, кругом же менты…
А у узбека этого… че… семья осталась?
Да не. Молодой. Пацан еще узбекский. Ну, мать там, наверно, осталась. Рыдает щас в уголке где-нибудь. Молится узбекскому богу.
Ты, Зубр, хватит курить, а, вот яблочко съешь! А какой – у узбеков – Бог? Аллах, что ли?
Аллах, чудище ты. Конечно, Аллах. Каждый чучмек своему Боженьке молится. Вьетнамец – своему. Туркмен – своему. Индус – своему, между прочим! Кришне там, Вишне…
Вишни! Вишни хочу! Спелой!
Обломишься, Бесенок ты жадный. Жадюга. Мечтатель! Еще ведь май месяц. До вишни еще – пилить да пилить. Ты не вишни хочешь, а ты просто голодный. Понятно? Да ведь и я голодный тоже! Чего б нам пожрать?
Денег нет, Зубр. Денег нет.
А добыть?
Как добыть? Украсть, что ли?
Хм, ну ты, что ли, работать пойди, ха-ха-ха!
И пойду. И пойду, если надо.
Революция, Бес, заплатит тебе! Революция! Ха!
Что ты ржешь, щас в морду получишь… Иди ты…
Че-че?! А ну повтори!
…иди ты на улицу, черного встреть, замочи, кошелек у него из-за пазухи вынь и жратвы нам купи.
А-а, это дело, а то я-то думал.
Они спиной к экрану встают.
Они режут хлеб и варят рис с остатками жалкой тушенки.
Они смеются: классно хабаровцы черных мочат! Вот и нам так же надо!
Да ведь не только хабаровцы. И москвичи. И питерцы. И смоляне. И иркутяне. И читинцы. И самарцы… тьфу ты, черт, самаряне…
…добрые, что ль, самаряне?.. ха-ха…
А потом тихо шепчут: не-ет, у нас другая программа, другая программа… Кровь – это все детский сад… Это все вчерашний день… Мы, как они, не будем. Мы будем – иначе.
А потом Бес, заглотав, как ужонок, ложку непроваренного, похожего на белые личинки, мышиного риса, с тушенкой перемешанного, и запив хорошим глотком дешевейшей «Сормовской» водки, – спасибо тебе, Зубр, за водку, очень кстати она! – внезапно кричит над грязным, в окурках, столом:
– Не денемся мы никуда от крови, Зубрила! Не денемся! Не-е-е-е-ет!
И Зубр, прищурившись, ложку за ложкой в рот отправляя, мычит сквозь рот, рисом набитый:
– Конечно, не денемся. Всех ты из своего пистолета положишь, Бес, всех. Всех врагов революции. Всех, кто будет против тебя. Кто не с нами, тот против нас, ты же помнишь?
И Бес кивает: «Помню! Помню!» – жадно перемалывая сухой жесткий рис, мечту тихих трусливых мышей, жадными, молодыми, белыми, хищными зубами. Русско-сибирско-татарско-башкирскими, сильными и безжалостными зубами.
Кто не с нами, тот против нас, это же ясно как день.
Нью-йоркский аэропорт
Бес