Николай умолк, полагая, что раскрыл карты, и теперь Илья позволит ему быть с Соней до конца его одинокой и неприкаянной жизни. Но две пары глаз все еще держали его на мушке, и он спохватился, что вслух так и не произнес самого главного.
– У меня никогда не будет детей, – на одном дыхании выпалил он, как будто обнажился на людях. – Мы зря старались пять лет. Она была ни в чем не виновата.
Он не заметил, как Илья в упор взглянул на окаменевшую Соню, и та поспешно опустила глаза. Этот обмен взглядами был похож на условный код, непонятный посторонним. Они принадлежали к одной масонской ложе, тайному обществу родных сердец, куда вход чужакам был воспрещен. А он давно уже был одинок. Он забыл, что такое семья. И в его доме не было даже собаки. Даже собаки!
Теплый коньяк обжег язык и горячо заструился по гортани. Николай поморщился, но налил себе следующую рюмку, забыв предложить хозяину дома присоединиться к своему немому тосту.
В гостиной воцарилось молчание, словно все ожидали от него какого-то знака или действия. Но Николаю больше нечего было добавить. Он и так вывернул себя наизнанку ради необъяснимой причуды – получить в жены женщину, которую совсем не знал. И ему отчаянно захотелось поскорее оказаться в своей постели, уснуть и забыть этот вечер и стремительно пролетевшую жизнь. И, что гораздо хуже, захотелось горько и безутешно плакать от жалости к себе, как в детстве, но он забыл, как это – быть ребенком. Он столько всего забыл.
Когда Илья заговорил, Николай уже начал проваливаться в сон, словно в зыбучие пески. Кто-то встряхнул его за плечо, и когда он с трудом разлепил отяжелевшие веки, Сони рядом не было. Он силился спросить о ней, но язык не повиновался, и бессвязные мысли скакали, как твердые каучуковые мячики. Заботливые руки извлекли его из предательского плена кресла и переместили в машину. Отдельными вспышками сменялись застывшие кадры, последний из которых: знакомая комната, которая быстро потускнела и расплылась, чтобы утром принять привычные и ненавистные очертания одинокой берлоги старого холостяка.
Гость был уже на пути домой, когда