– Знаешь… – он насупился: «Одно дело – докторская колбаса. И у нас многие не любят. Но ваша вонь…» – Если так, могу вообще…
– Ты чо! Обиделся? У нас тоже. До хренища своей вони!
– У вас – не знаю, – ответил ледяным тоном. – Но впредь прошу не обобщать.
– Обо… што? А! В смысле, не делать обшчих выводов. Не, классно ты ваще шпрехаешь! – она щелкнула зажигалкой.
– Обыкновенно, – он пожал плечами, оттаивая. – У нас все так говорят.
– Ага, прям! Особливо на заводе.
– Ну ты сравнила! – он старался выдыхать в вентиляцию, но струйки дыма не слушались, тянулись в сторону девицы. – На заводе… – хотел сказать: простые люди, но осекся. – Рабочие. А я как-никак филолог. Из интеллигентной семьи. А ты? Из какой… фамилии?
– Мама актриса драматического театра. Межу прочим, ведущая. Отец – главный инженер.
– Начальник? – внутри себя он расстроился и сник. Скажи она хотя бы «служащие», было бы легче. Но отец, сделавший у них карьеру… А тем более ведущая актриса. Ну точно немецкая овчарка.
– Начальник, – она кивнула. – Ага.
– Член Партии? – затянулся и закашлялся. Впрочем, какой из него курильщик, так, ради баловства.
– Ну. А твой не в Партайке? А чо так? Не приняли?
– Мой отец… – по привычке чуть не сказал: умер, но спохватился: «Да что я перед ней? Тоже мне, цаца!» – Мой отец погиб.
– Катастрофа? Унглюк? Ой, прости, я… – она сложила на груди руки.
Он почувствовал, как перехватывает дыхание: эта девица ничего не поняла. Смотрела так, будто в слове погиб нет ничего особенного.
Он потушил горький окурок. Хотелось сесть и уткнуться в пустое окно.
– А няня у меня, баба Дуня, из синих. – Не дождавшись его реакции, девица полезла в сумочку. – Забыла совсем. Кроче, сменять.
Глянув искоса, он заметил сверток. Стеклянные двери бесшумно разошлись, пропуская парня в железнодорожной форме.
– Эй, обменник в восьмом? – она спросила деловито.
– В девятом, не доходя до ресторана, – работник поездной бригады достал салфетку и открыл дверь в клозет. Стоя к ним спиной, тщательно вытирал унитаз.
– Чо встал, двинули, – девица притопнула нетерпеливо.
Он знал, что надо ответить: «Сама иди. Меняй… на свои сребреники», – но, покосившись на коротко стриженый затылок, из которого медленно, но верно прорастали внимательные уши профессионала-аккуратиста, представил, как она начнет оправдываться, болтать что ни попадя…
И, представив, неохотно кивнул:
– Ладно. Пошли. В вагоне № 7 пассажиров набралось побольше.
Едва поспевая за девицей, мельком отметил еще одну пожилую пару – и тоже с кожаными чемоданами. За пожилыми расположилась группа молодых мужчин, человек пятнадцать-двадцать – на ходу не сосчитать. Багажная полка проседала под тяжестью их черных матерчатых сумок. Четверо, сидевшие за