А любовь они закрутили буквально на второй день. Помимо бешеной юношеской страсти, этому способствовали ночные дежурства Валентины Петровны – матери Марины, делавшей вид, что не догадывается о происходящем. Миша у Марины был первым, что, конечно же, было даже по тогдашним временам архаикой, но придавало их отношениям особое чувство. И был ещё один нюанс, поразительный и сыгравший важную роль в грядущих событиях. На одинаковую букву начинались не только их имена, но и фамилии: Мишина была Якоби (что, безусловно, сыграло роль в неудавшейся военной карьере отца, чьи сокурсники по военному училищу уже давно были полковниками и генералами), а Марины – Яковенко. Поэтому и играли они друг за другом в самом конце списка конкурсантов.
Программа Сашки из Белгорода подходила к концу, и было ясно, что он проходит, так же, как и трое ребят до него. Миша готовился к выходу. Сашка доиграл, и члены комиссии одобрительно закивали головами, о чём тут же поведала пианистка Юлька, переворачивающая ноты аккомпаниатору. План в Мишиной голове созрел моментально: он вышел на эстраду и стал откровенно лажать. Лицо доцента, решившего ещё на прослушивании взять его в свой класс, перекосила презрительная гримаса. Мишу остановили в середине крупной формы и пригласили Марину, которая ровненько, как могла, исполнила и Баха, и концерт, и пару пьес, и, естественно, была включена в список поступивших.
Когда Мишу забрали в армию, они ещё переписывались, а потом, … потом у всех бывает по-разному. Марина выскочила за Сашку, и уехала с ним куда-то (то ли в Курск, то ли в Орёл), а Миша, отслужив, поступил в мединститут, а когда закончил с отличием и его, и ординатуру, пару лет поработав в глубинке, подал с отставником-отцом документы на репатриацию в Израиль (матери уже не было).
Доктор Менахем Якоби, пятидесятилетний преуспевающий онколог, приехал давать консультации в российский провинциальный городок не по своей воле. Отношения России и Израиля были налажены, и врачи частенько ездили в служебные командировки. Что-что, а встречать гостей в России умели. Со времён короткой практики в Брянской области, Миша Якоби не принимал на грудь такое количество горячительного, но собрав волю в кулак, вошёл в женскую палату онкологической клиники с улыбкой, поздоровавшись с «до» и «после» операционными больными, начал осмотр.
На второй от окна кровати лежала женщина, лица которой он не видел, так как она спала, с головой укрывшись простынёй. Миша решил осмотреть её последней, но женщина проснулась и открыла лицо.
За последние тридцать лет Миша видел всякое и на войне, и в непростой мирной жизни, но, увидев вновь, молящие о помощи, глаза Марины, он остолбенел. Перед ним лежала измождённая, измученная болезнью женщина, но для него это не имело никакого значения. Он поцеловал её в губы, а потом в лоб, к безграничному удивлению медсестёр и коллег. Впрочем, это значения не имело тоже. Миша посмотрел историю болезни: