А остальные знакомые? Они были попутчиками. С некоторыми было даже интересно, но недолго. Только пока вы ехали вместе. Они не умели давать тепло и не умели дорожить тем, что давал им ты. Они все время чего-то ждали и обижались, когда ты не соответствовал. Им были не интересны твои дела, они любили рассказывать о своих проблемах.
Вот как-то так… Я удовлетворенно вздыхаю и крепче зажмуриваю глаза. У нас есть еще полчаса, чтобы подремать. Я думаю о друзьях, которых не видел много лет. И я знаю, что когда их увижу, то они не будут обиженно спрашивать, а почему ты не звонил. Они просто скажут: «Смотрите, кто пришел! А ведь мы как раз о тебе говорили!».
Сын вот приедет…
Казалось, что изба стала погружаться в землю. Ее левый угол просел так, что я мог дотянуться до крыши. Некоторые стекла полопались, и их заменили фанерками от старых почтовых ящиков. Огород зарос лебедой и огромными лопухами. Там стояла коза, привязанная длинной веревкой к крыльцу, она что-то жевала и задумчиво смотрела, как я стучу в дверь.
– Что надо, милок? – дверь, наконец, открылась, и показалась старуха, одетая в серую кофту, меховую безрукавку и длинную черную юбку. На ногах у нее были валенки, в руках старая суковатая палка. Стояла старуха с трудом, но старалась быть приветливой.
Мне не удалось купить у нее козьего молока, старуха только что продала его дачникам. А так у нее все хорошо. Раз в неделю приезжает автолавка с хлебом, крупой и сахаром. Все остальное привозит сын. Он у нее хороший, старается приезжать раз в два года. Вот у соседки сын пропащий. Уже десять лет ни слуху, ни духу.
Как-то раз мы выпивали
Андерграунд
Как-то раз мы выпивали у художника Беренедеева.
– Друзья, – сказал художник Беренедеев. – Я собрал вас, чтобы официально объявить: с завтрашнего дня я ухожу в андерграунд.
– В подполье, что ли? – уточнил поэт Варфоломеев. – Ты новую мастерскую в подвале отхватил?
– В андерграунд! – настаивал Беренедеев. – В жесткую и решительную оппозицию!
Мы притихли.
– Кукиш в кармане будешь крутить? Как в старые времена? – мечтательно вздохнул Варфоломеев, явно что-то вспомнив.
– Никаких кукишей! – торжественно заявил Беренедеев. – Я и оттуда скажу все, что думаю.
Он подошел к мольберту и сдернул с него тряпку с пятнами высохшей краски.
На холсте