Однако теплая, цветущая пыльцой вода воспоминаний не в силах затопить мой прагматичный разум целиком. Мое детство и то, что смогли дать мне родители, было самым обычным. А все волшебное в него привнес я сам.
Я был вторым ребенком из четверых, рожденных в нашей семье. И единственным мальчишкой, что, впрочем, почти никак не повлияло на мое воспитание. Одна из сестер была старше меня на семь лет, другая моложе на столько же, третья умерла, пару дней не дожив до полугода, когда мне исполнилось двенадцать.
Отец исполнял обязанности крупного менеджера в градообразующей компании, и по совместительству носил гордое звание местного старосты, что приобретало особенную важность в воскресенье или ближе к крупным церковным праздникам, когда от него требовалась вся мощь организаторских способностей – совершенно мне не передавшихся, кстати.
Мать была домохозяйкой и уважаемым членом дамского общественного совета. Она пекла вкуснейшие вишневые пироги и носила свой костюм от Шанель, как ни одна другая леди в нашем городе.
Мы исповедовали англиканство, и имели свой скромный титул и герб, висевший над входом в дом. Хотя попытки деда сохранить традиции сквайрства в повседневной рутине, воплощая их в высоких кожаных сапогах, охотничьей амуниции и ежедневной конной прогулке по уже не существующим владениям, так и не убедили моего отца в своем послевкусии. В свободное от белых воротничков время он предпочитал участвовать в городских стройках и автомобильно-монтажных экспериментах, проводимых в гаражах.
Когда я вспоминаю детство, во всем теле разливается непонятная и почти нестерпимая нервная тяжесть, которую я, несмотря на старания психоаналитиков и даже знакомых шаманов, не могу проработать и изгнать, как бы ни пытался. Нет, ничего