От патриарха Фотия, современника мнимого прибытия руси из Скандинавии, перейдем к Константину Багрянородному, современнику Игоря[4]. Он был свидетелем Игорева нападения на Византию, заключал с ним договор, принимал у себя его супругу Ольгу, довольно подробно описывает этот прием (в сочинении «О обрядах Византийского двора») и не пользуется случаем сказать что-нибудь о варяжских князьях, основателях Русского государства. Рюрик, по нашей летописи, приходился свекром Ольге, и если не она, то кто-либо из ее свиты мог сообщить любознательному императору подробности о Рюрике и Олеге. Да и без них Константин всегда имел возможность получить подобные сведения от русских послов и купцов в Константинополе. Если принять за истину то, что летопись рассказывает (а норманисты подтверждают) о походах Олега, тогдашний мир должен был наполниться его славой, и тем не менее Константин сохраняет о нем упорное молчание. В другом своем сочинении («Об управлении империей») он сообщает многие сведения о соседних и даже отдаленных народах (ломбардах, арабах, печенегах, сербах, хазарах, уграх и пр.). Тут между прочим он говорит о руссах; уже одно столь известное описание их плавания по Днепровским порогам показывает, что он интересовался ими и знал их довольно хорошо, и опять никакого намека на переселение руссов в Россию или на завоевание ее какими-либо иноземными князьями. Константин, например, рассказывает о начале династии Арпада у венгров и об их отношении к хазарам; а между тем Арпад приходится, по-видимому, современником Рюрика. В третьем своем сочинении, «Жизнеописании» своего деда Василия Македонянина, Константин говорит о первом крещении руси и опять не делает ни малейшего намека на ее норманнство. Из всех известий Константина ясно вытекает, что он считает русь народом туземным, а не пришлым; притом он весьма просто и естественно передает нам даннические отношения разных славянских племен к господствующему народу русь. Следовательно, если бы на Руси около той эпохи случились такие перевороты, о которых рассказывают легенды, занесенные в нашу Начальную летопись, то есть ли какая вероятность, чтобы любознательный и словоохотливый Константин Багрянородный ничего о них не знал, а зная – умолчал?
Известия о руссах у Фотия, Никиты и Константина Багрянородного находятся в полном согласии между собою и ни в чем друг другу не противоречат. То же самое можно сказать об одном из ближайших после Константина историков, о Льве Диаконе: описывая войну Святослава с греками и сообщая многие подробности о россах, он не делает никакого намека на то, что считает русь пришлым народом в России. Святослав был внуком Рюрика, и память о пришествии руссов из Скандинавии или из другой какой страны могла еще живо сохраняться; сам Святослав, по мнению норманистов, был тип норманна, а дружина его состояла преимущественно из норманнов.