Карнавал. Максимилиан Александрович Волошин

и стало размахивать им, как побрякушкой, но в этом созвучии таится жуткий и таинственный смысл.

      В эти два дня в году: в «Mardi gras» и в «Mi-Careme», когда на улицах Парижа выпадает разноцветный снег и пыль стоит над Большими бульварами от бросаемых конфетти, глаз опьяняется перекрестным блеском встречных глаз, тело бьется, сжатое густым потоком других человеческих тел, и воздух полон разгоряченным дыханием, улыбками и человеческим потом и весенние соки тела пьянят душу и требуют исхода в разгуле оргии, и исторический разлад европейского духа между юдаизмом и эллинством каждый раз вспыхивает снова. Весеннее пробуждение творческих сил, дионическая оргия, как Гамлет, надевает маску безумия, как Брут, представляется слабоумной, как Солон, имитирует сумасшествие и пляшет на площади, чтобы спеть отчаявшимся Афинам песню об освобождении Саламина.