Некоторое время мы сидели молча, потом я зажег лампу, стоявшую на столе, потому что печальный полумрак в комнате сильнее нагонял тоску, наполнявшую сердце человека, похоронившего неделю тому назад все надежды своей жизни. Я открыл шкап, находившийся в стене, и нашел там бутылку виски, несколько бокалов и воду. Я люблю делать все сам, для меня невыносимо вечно видеть кого-нибудь около себя, под боком.
Куртис и Гуд сидели молча, я полагаю потому, что им нечего было сказать мне, что они рады были утешить меня своим присутствием, своим молчаливым сочувствием моему горю, так как это был их второй визит после похорон.
И это верно, что иногда, в тяжелые минуты тоски, нас лучше успокаивает молчаливое присутствие людей, чем разговор, который только раздражает. Мои друзья сидели, курили, пили виски с водой, я стоял у камина, также курил и смотрел на них. Наконец, я заговорил.
– Старые друзья, – сказал я, – как давно мы вернулись из страны Кукуана?
– Три года, – сказал Гуд. – Почему ты спрашиваешь?
– Я спрашиваю потому, что я довольно попробовал цивилизации. Я поеду обратно к дикарям!
Сэр Генри откинул голову на спинку кресла и улыбнулся своей глубокой, загадочной улыбкой.
– Как странно! – сказал он. – А, Гуд?
Гуд таинственно взглянул на меня сквозь свое стеклышко.
– Да, странно, очень странно!
– Я ничего не понимаю, – произнес я, смотря то на одного, то на другого, – и не люблю загадок!
– Не понимаешь, старый дружище? – сказал сэр Генри. – Я объясню тебе. Мы с Гудом шли сюда и толковали. Он говорил…
– Если Гуд что-либо и говорил, – возразил я саркастически, – он ведь мастер болтать. Что же это такое?
– Как ты думаешь? – спросил сэр Генри.
Я покачал головой. Как я мог знать, что болтал Гуд? Он болтает о массе вещей.
– Это относительно маленького плана, который я составил, – именно, если ты захочешь, мы можем отправиться в Африку, в новую экспедицию!
Я подпрыгнул при этих словах.
– Что ты говоришь? – воскликнул я.
– Да, я это говорю, и Гуд тоже говорит! Неправда ли, Гуд?
– Верно! – ответил джентльмен.
– Выслушай, старый дружище! – продолжал сэр Генри, заметно оживляясь.
– Я устал, смертельно устал от безделья, разыгрывая роль сквайра. Больше года я не могу найти себе покоя, как старый слон, почуявший опасность. Я вечно грежу о стране Кукуана, о рудниках царя Соломона и сделался жертвой непреодолимого стремления бежать отсюда, уверяю тебя! Мне до смерти надоело убивать фазанов и куропаток, я нуждаюсь в путешествии. Ты поймешь это чувство, – раз попробовал виски с водой, молока не возьмешь и в рот! Год, проведенный нами в стране Кукуана, кажется мне, стоит всех остальных лет моей жизни, сложенных вместе. Добавлю, что я глуп, что страдаю от этого, но помочь ничем не могу. Я скучаю и, более того, только и думаю