– Салам, – тихо поздоровалась я, ставя чашку перед женой аги Фируза.
– Уа-алейкум, милая девушка, – ответила она, алчно улыбаясь, – мир тебе.
Складки чадры скрывали мои пылающие румянцем щеки. Изо всех сил стараясь сдержать дрожь, я поставила вторую чашку перед ее дочерью, а затем предложила им печенье. Дочь аги Фируза, растянув губы, схватила с блюда две штучки. Увидев эту улыбку вблизи, я снова вздрогнула, но на этот раз поняла причину: эта женщина ухмылялась своим щербатым ртом так же, как мальчишка-распутник с рынка.
Если бы я не успела поставить чашки, то теперь непременно опрокинула бы поднос, так у меня задрожали руки. Не поднимая головы, я быстро вышла из гостиной. Я слышала, как жена аги Фируза непринужденно спрашивает у Кокогуль, можно ли мне присоединиться к их чаепитию. Но Кокогуль, продолжая меня расхваливать, отклонила приглашение. В кухню выпить стакан воды зашла Наджиба – как обычно, спокойная и рассеянная, не замечающая ничего вокруг.
– Наджиба, побудь здесь на случай, если мадар-джан позовет. Подожди немного, а потом принеси им, пожалуйста, еще чаю. У меня голова кружится, мне нужно прилечь.
Облизнув губы, Наджиба взглянула на меня и ласково ответила:
– Хорошо, Ферей.
Я поцеловала ее в щеку, вышла из кухни через черный ход и, стараясь ступать как можно тише, пробралась на второй этаж.
Привалившись к стене, я слушала, как колотится сердце, и молилась, чтобы посланницы аги Фируза скорее ушли.
Сватовство и подарки уже не казались такими романтичными, когда я столкнулась с реальной перспективой замужества. Я не могла представить себя частью семьи аги Фируза. Как мне было сказать об этом отцу? Кокогуль увлеклась семейными планами еще больше, чем падар-джан. Из ее брошенных вскользь замечаний я поняла, что отец рассматривает предложение аги Фируза о сотрудничестве. Поделиться своими тревогами с братом или сестрами я не могла. Я многое хотела обсудить, но не с кем было.
Кокогуль с нетерпением ожидала второго визита жены аги Фируза. Сватовство по всем правилам являло собой плавный жеманный танец, исполняемый двумя семьями. Кокогуль репетировала, чтобы выглядеть достаточно удивленной и неуверенной. Ко мне она следующие несколько недель относилась особенно снисходительно. Меня освободили от многих домашних обязанностей, но эта заботливость скорее настораживала, чем радовала.
– Ферейба-джан, хватит оттирать кастрюли, пожалей свои нежные руки. Пусть сестра тебе поможет, – говорила Кокогуль.
Я отложила мочалку и посмотрела на свои ладони. Годами я вручную стирала одежду для всей семьи, перебирала рис, отмывала сковороды от пригоревшей еды, и мои пальцы загрубели. Я вытерла руки. Меня звал сад.
Когда я подошла к тутовому дереву, свисавшие оттуда ноги в сандалиях замерли. Я попыталась