– Митагава-сан, мой волк будет ночевать со мной.
Переглянувшись с самураями, сёгун обреченно вздохнул.
– Ладно, будь моим гостем вместе с волком.
Коня царевича поместили в конюшню, где щедро насыпали ему овса. А самому Василию с волчицей, накормив их и напоив, отвели отдельную комнату. При этом царевичу, по японскому обычаю, постелили на полу, где он моментально уснул как убитый.
Пробудился он ранним утром от мерного звона в голове. Открыв глаза, Василий помассировал себе виски. Звон, однако, не прекращался: он исходил из глубины дома. Солнце из окна освещало волчицу, насторожившую в недоумении уши. Царевич поинтересовался, зевнув:
– Кузня у них тут, что ли, работает?
– Бог его знает, – отозвалась волчица. – С самого рассвета стоит этот тарарам. Здоров же ты дрыхнуть.
– Ещё проспал бы столько же. – Потянувшись, Василий встал и оделся. – Пошли, – сказал он, открывая дверь, – посмотрим, что там за дела.
Обойдя добрую половину дома, в одной из комнат они обнаружили наконец источник этого беспрерывного звона. Сёгун Митагава, одетый лишь в подштаники, восседал возле кучи золотых монет, держа на коленях янтарную шкатулку раджи. Глаза его алчно горели, волосы слиплись от пота. Сёгун бросал в шкатулку монеты и вытаскивал, бормоча: «Из одной – три. Из трех – девять. Из девяти – двадцать семь». На этой цифре он ссыпал содержимое шкатулку в общую кучу, затем брал монету и начинал всё сначала: «Из одной – три. Из трёх – девять…» Взмыленные самураи наполняли монетами мешки и волокли их в закрома. Но, несмотря на то, что все двенадцать воинов носились туда-сюда как ошпаренные, куча золота стараниями их господина заметно росла.
– Бог в помощь, – скрывая усмешку, пожелал Василий.
Смахнув со лба пот, сёгун нежно погладил шкатулку.
– Клянусь Буддой, она самая настоящая.
Волчица фыркнула. Сёгун настороженно на нее взглянул, но, ничего подозрительного не заметив, милостиво махнул рукой.
– Ладно, после завтрака можете отправляться в Китай: дочь готова. Но только… уж извини, Василий-сан, самураев я с вами не пошлю. Без них мне тут не управиться.
Царевич едва сдерживал смех.
– Ну что ж, таскать вам – не перетаскать.
Сёгун удовлетворенно кивнул и возобновил добычу золота из янтарной шкатулки.
Завтраком, однако, их накормили. Затем вывели осёдланного коня царевича и еще одного для невесты китайского императора. Кусика была одета в дорожное кимоно, тщательно причесана и выглядела счастливой. Усадив дочь в седло и простившись, сёгун посетовал:
– Жаль, Василий-сан, что не ты на ней женишься.
Волчица угрожающе обнажила клыки.
– О-о-о! – с грустью произнесли стоящие на крыльце самураи.
Царевич вскочил на коня.
– О чем жалеть, Митагава-сан? Кусика сделала выбор.
Девушка лукаво потупила взор.
– Воля отца – для меня закон.
– Вертихвостка, – проворчал сёгун. – Я приеду к тебе