Не правда ли, человек не рождается ни христианином, ни мусульманином, ни приверженцем иудаизма или буддизма. В 99 процентах это зависит, особенно в ранние года, от того, в какой стране и какой семье он появился на свет. Да и позднее не столь уж многие меняют радикально свои верования, то есть переходят в другую конфессию, становятся атеистами или, наоборот, порывают с безбожием. Особенно в странах, где продолжительное время не случаются политические катаклизмы и социальные потрясения. Кстати, таким обманчивым спокойствием были отмечены и некоторые периоды жизни в моей стране, сначала после того, как Хрущев разоблачил Сталина и сталинизм и наступила «оттепель». Потом – когда под предлогом дальнейшего улучшения жизни Брежнев сместил Хрущева и объявил своей целью установление гражданской стабильности.
Многие люди и не подозревали, что такое стремление к стабильности является на самом деле не чем иным, как медленным скольжением к пропасти.
Мы рождались и росли, даже в таких семьях, как моя, а их было множество, с почти автоматическим признанием всего того, что нас окружало, в качестве нормы.
Когда я был пионером, я слышал от своей бабушки по отцовской линии, что Сталин был аспид и изверг, и она не боялась говорить это даже в годы Великой Отечественной войны. Зато отец мой, который вступил в партию в 1927 году, чуть ли не до последних дней своих, а он умер в 99 лет, был убежденным коммунистом, несмотря на крайне критическое отношение ко многим сторонам нашей жизни. Войну он оттрубил от звонка до звонка. С первого ее дня до последнего. И не был даже ранен ни разу. Выжил, другими словами. Символ диссидентства Александр Солженицын признавался, что, когда в 1944 году в письмах другу поносил Сталина, за что и попал в ГУЛАГ, он свои надежды на будущее связывал с ленинским типом политика.
Отец советской водородной бомбы Андрей Сахаров, еще один символ сопротивления режиму, «прозрел» еще позже, в конце 60-х годов, когда он уже ходил в трижды Героях Социалистического Труда и был отмечен всеми существующими правительственными наградами. Для подавляющего большинства людей согласие или протест против тех или иных аспектов тогдашних порядков были двумя сторонами одной медали – поведения законопослушного, но рачительного и даже придирчивого гражданина своей страны.
Недовольство, остающееся в рамках легальности, характеризовало все слои общества. Не будь его, Горбачев не смог бы начать перестройку. Стоит напомнить в связи с этим, что и Горбачев, и Ельцин «достигли высшей власти» и в государстве, и партии еще при Брежневе, играя по всем правилам того режима, частью которого они были.
Да и Хрущев стал Хрущевым при Сталине. И вообще, какой период советской власти вы ни возьмете, вы увидите, что радикальные изменения всегда инициировались сверху, будь то к добру или к беде. Вы можете спросить: а как насчет диссидентов, открытых бунтарей и эмигрантов?
Такие люди, как Солженицын, Сахаров или Лариса Богораз, которая вышла с единомышленниками