– Это еще почему? – мимоходом удивилась она. – Вы же не доверяете даме за рулем.
– Не в этом дело, – отмахнулся он, вслед за ней выходя из машины, – давайте помогу.
Она с усмешкой покосилась на его дорогой костюм. Илья небрежно пожал плечами.
– Мне не впервой. Давайте, давайте, открывайте багажник.
Он решительно закатал рукава. Ворча под нос что то умное в духе времени об эмансипации, Женя все же повиновалась и позволила ему достать домкрат. Пока Илья, присев на корточки, поднимал машину, она пыталась вытащить запаску, вполголоса чертыхаясь и в очередной раз обещая Шушику разобрать хлам в багажнике.
Куда же все таки девается время? Если его не хватает даже на то, чтобы доставить удовольствие любимому «лансеру»?
– Эй, малая, брось ка мне баллоник! Женя замерла.
Баллоник – это баллонный ключ. Ничего сложного. Вот он валяется, между пакетом с дисками и дырявым резиновым ведром.
А «малая» – это Женя. Она должна отнести баллоник папе. Папа меняет колесо, так что без баллоника не обойтись.
Ничего страшного.
Надо просто зажмуриться – сильно, сильно, а потом быстро поморгать. Нехитрый рецепт. Слез как не бывало, и привидения исчезают.
Остается только жизнь, полная боли.
Был бы жив папа, он бы прижал Женьку крепко крепко и прошептал: «Жизнь нормальная штука, если к ней привыкнуть. Привыкай, моя бедная девочка, привыкай». Впрочем, с папой эта самая штука действительно была нормальной. До того момента, когда чужой голос по телефону сообщил, что Александр Мартынов погиб в автомобильной катастрофе. Женя весело хрюкнула в трубку, потому что папа просто не мог этого сделать. Он сто лет провел за баранкой, для него водить машину так же естественно, как ходить пешком. В конце концов, он был профессиональным гонщиком.
И самым лучшим человеком на свете. Он умел все – приготовить обед, погладить Женькино платье с шикарными воланами, украсть ее из школы, так чтобы никто не хватился, угадать, о чем она мечтает, и мчаться на бешеной скорости несколько сотен километров, чтобы показать ей новогодний фейерверк в Москве.
Он учил ее пылесосить, стрелять из рогатки, водить машину. Он заплетал ей косы, когда она ходила в пятый класс, и купил ей парик, когда в десятом она обрилась наголо в знак протеста перед учителями, а потом долго рыдала у зеркала. Он называл ее – малая и очень баловал. Но если ей не удавалось чисто вымыть машину или решить элементарную задачку по физике, она становилась «Евгенией Александровной», и папа мог ворчать на нее три часа кряду.
Он был занудой.
И самым лучшим человеком на свете.
Вот только с женщинами ему не везло.
Мама не выдержала его темпа, а Ираида, пришедшая ей на смену, села папе на шею и, свесив ножки, следила оттуда за каждым его шагом. Ему приходилось нелегко при таком тотальном контроле, но он вроде бы любил Женькину мачеху. Или просто махнул рукой на любовь.
Дорога была его страстью, дорога и скорость, дорога и ветер в волосах, дорога и горизонт,