Большевики не влезали в вопрос социализации земли. Они были достаточными прагматиками, чтобы понять всю бессмыслицу подобного закона и отдать его на откуп левым эсерам – по крайней мере, те какое-то время будут заняты делом и меньше станут изображать оппозицию. Зачем принимать закон, не имея механизма его выполнения? Все равно на местах сделают так, как захотят.
Ленин был толковым экономистом и отлично понимал, что эсеровская программа, даже будучи скрупулезно реализованной, неспособна вывести страну из аграрного тупика. Наоборот, она способствовала измельчанию хозяйств и постоянным переделам, в то время как спасение лежало на пути создания крупных агропредприятий. А пока правительство пыталось защитить крепких частных владельцев. Закон прямо запрещал при переделах принудительно отбирать землю у хуторских и отрубных хозяйств, если те являлись «трудовыми» – т. е. земля не служила средством наживы[43]. Однако по причине слабости центральной власти земельные вопросы решались на местах, и чем ниже уровень, тем дальше отклонение от государственной политики.
Так, инструкция Земотдела Моссовета, в противовес закону, уже допускала урезание земли единоличников[44], хотя и в случае значительных излишков. Эта поправка развязывала руки местным властям, которые трактовали «излишки», как хотели.
Уже в 1918 году Центрозем вправлял мозги Москомзему: «Задачей советской власти является поддержание, а не расстройство хозяйств вышеназванной категории, хорошо оборудованных, богатых частной инициативой и в отношении системы полеводства выгодно отличающихся от соседних землепользований»[45]. А с другой стороны, это выгодное отличие делало частные земли лакомым куском для общинников. После Декрета о земле, отражавшего сокровенные чаяния крестьянства, началось прямое разграбление крупных и сильных хозяйств. Ни к чему хорошему это привести не могло.
Забегая вперед, можно сказать, что вышло так, как и должно было – то есть совсем плохо. По данным выборочной десятипроцентной переписи 1919 года, число беспосевных хозяйств сократилось на 38 % (самый большой процент – 60,7 % – дал Центрально-Земледельческий район, на втором месте – 59,5 % – Средневолжский). Зато в 25 губерниях практически исчезли крупные частные хозяйства (свыше 13 дес.).
К началу 1919 года в Европейской России было распределено более 17 млн дес. земли. Миллион беспосевных крестьян получили наделы. Число хозяйств, имеющих до 2 дес. посева, возросло с 6 до 8–9 млн, составив 43 % хозяйств. Немного (на 10 %) увеличилась группа хозяйств, имеющих 2–4 дес, количество более крупных уменьшилось, а хозяйства, засевавшие свыше 10 дес., почти исчезли.