Дорогами мойры. Глеб Вячеславович Селезнев

объяснил, что земная еда не подходит его пищеварительной системе. Когда он говорил, то из его рта вылетали похожие на кошачье урчание, звуки, а переводило их дискообразное устройство, висевшее у него на груди. Рунги говорили на русском без каких-либо приспособлений, и в голосе Дгароува слышался лёгкий акцент. Они тоже с сомнением отнеслись к предложенной еде и едва к ней притронулись, неумело пользуясь приборами.

      – Как я понимаю, – начал Даррав. – Память к тебе не вернулась.

      – Нет.

      – Но ты нам веришь.

      – Стараюсь. Хоть это и не просто.

      – На этот случай, – Даррав откинулся на спинке стула. – У нас есть ещё одно средство. Сильный психологический шок, связанный с прошлой жизнью. Это должен быть либо резко позитивный, либо негативный всплеск эмоций, вызванный чем-то очень знакомым. Но существует риск того, что твой мозг не выдержит такого объёма освободившейся информации, – Даррав на минуту замолчал. На лице его появилось чуть заметное раздражение. – Самое сложное то, что мы вообще не знаем, что может быть. Может, ты вообще ничего не должен вспомнить. А может ты и не Гектар вовсе, и мы ошиблись, что, правда, очень маловероятно. С такими вещами никто и никогда не имел дела, и мы порой действуем вслепую. Мы постоянно ходим по лезвию ножа, причём с завязанными глазами в тёмном лабиринте, – лицо и голос Даррава выражало мало эмоций, но не потому, что он их сдерживал, а просто проявлялись они на каком-то ином уровне, ведь видно было, какую силу он вкладывает в свои слова.