Взглянем на эту «историю» иначе, просмотрим, так сказать, ее альтернативную версию. Всё, что со мной происходит, разумеется, реально – например, я выступаю на научной конференции, пытаюсь приготовить себе завтрак или влюбился – вот некие факты. Однако мы тут же вынуждены признать, что мой рецепторный аппарат (да и вся моя периферическая нервная система) не имеет к этим событиям, взятым в качестве случайных примеров, никакого сколь-либо существенного отношения.
Ну что, например, происходит на научной конференции?.. Я составил «внутри своей головы» некие представления об ее участниках – кто они, что они знают, что им может быть интересно, что нового я могу им сказать, и все прочее. Исходя из этого своего представления об этих людях, я создаю некий «научный доклад», основываясь при этом на том, что я прежде продумывал, исследовал, заметил, концептуализировал. Теперь я стою перед ними, смотрю на них, они – на меня, я что-то говорю, а они что-то слушают.
Понятно, что слушают они не бессмысленное пение птиц и не звук водопада, а специальные звуки, которые их мозг идентифицирует внутри их голов (индивидуальных мирах интеллектуальной функции) как некие слова, которые для них что-то значат. Из этих слов, преобразованных моими слушателями в понятия, они, я надеюсь, пытаются воссоздать как бы мою идею в рамках собственных интерпретаций. По существу, как бы там ни было, они формируют в этот момент внутри своих голов интеллектуальные объекты разной степени сложности – возможно и такие: «Что это за дурак?» и «Что за чушь он несет?!» (Это, как известно, тоже реальность любой научной конференции.)
Итак, что же тут происходит на самом деле? Кажется, что правильно было бы сказать, что описанное действо разворачивается в пространстве нашего общего мира интеллектуальной функции[20] – мы, мол, находимся в некоем общем пространстве смысла (символического), где решаем соответствующие задачи по интерпретации чужого текста. Проблема в том, что никакого общего, обобщенного мира интеллектуальной функции не существует, ему, попросту говоря, негде быть.
Так что идеалистическое представление о том, что мы, мол, находимся в некоем общем для нас символическом пространстве смыслов, где героически сражаются друг с другом наши идеи, по меньшей мере наивно. Нет никаких сражений в символическом, и само символическое (мир интеллектуальной функции) – лишь удобный симулякр. В действительности я играюсь со своими интеллектуальными объектами, и мои слушатели играются со своими интеллектуальными объектами, но фокус в том, что и я (говорящий), и они (слушающие) являемся – сами по себе – точно такими же интеллектуальными объектами наших индивидуальных миров интеллектуальной функции.
Никакого «расслоения» реальности, таким образом, не происходит; нам просто удобно так думать, но это «удобство» –