– И язвительно высмеять тоже, – добавил Михаил холодным тоном, странно контрастировавшим с энтузиазмом Ганса. – Берегись этих глаз, Ганс! Слишком тяжело, когда тебя сначала подманят, а потом высмеют!
– Ты хочешь сказать, что графиня Герта очень высокомерна? Что же, и я не уверен, что простому смертному, не могущему насчитать по крайней мере восемнадцать предков, подадут великолепнейшую карету, если он осмелится посвататься за графинюшку. Но ввиду того, что я совершенно не домогаюсь этой чести, подобные соображения отнюдь не мешают мне восхищаться ею. И если бы даже я допустил этим глазам зачаровать меня, то…
– Это уж ты потрудись оставить! – внушительно оборвал его отец. – Теперь тебе нечего думать ни о сказках, ни о «глазах, как звезды». Попрошу раз и навсегда выкинуть из головы подобную чушь и думать исключительно и только о предстоящей диссертации!
При этих словах молодые люди обменялись быстрым многозначительным взглядом, а затем Михаил сказал с легким оттенком насмешки:
– Не беспокойся, дядя! Если бы даже Ганс и в самом деле воспламенился, то для него это не представляет опасности: с ним это довольно часто случается!
– Ну да, до сих пор он слишком много ребячился и глупил, но отныне должен постараться настроиться на серьезный лад. Я нарочно освободился сегодня до обеда, и мы можем наконец подробно поговорить с тобой о твоих занятиях, Ганс. До сих пор я имел только поверхностное понятие о твоих успехах и желаю основательно порасспросить тебя. Я сейчас приду: только еще раз внушу Лени, чтобы она не забыла о сегодняшней почте!
Профессор вышел из комнаты. Ганс посмотрел ему вслед, скрестил руки и сказал вполголоса:
– Вот когда взорвется бомба!
– Не относись так легко к этой истории! – заметил Михаил. – Тебе во всяком случае придется выдержать жестокую борьбу, потому что дядя выйдет из себя.
– Я знаю, я готов и вооружился на сей предмет. Но уж не хочешь ли ты уйти отсюда! Нет, брат, это не дело, я не могу обойтись без резерва в предстоящей битве. Если завяжется слишком горячая схватка, я вытяну тебя в качестве вспомогательного корпуса. Уж окажи мне такую услугу, останься!
– Я рад, что теперь конец тайне, – недовольно сказал молодой офицер, отходя к оконной нише. – Я дал тебе слово молчать, но это было мне очень тяжело, гораздо тяжелее, чем тебе.
– Ба! Я не мог ничего поделать иначе. Ведь у вас, военных, тоже допускаются военные хитрости… Тише! Отец возвращается! Смело в атаку!
Действительно, профессор вернулся и, благодушно усевшись в кресле перед письменным столом, знаком подозвал к себе сына и произнес:
– Во всяком случае ты был в хороших руках. Коллега Бауер – признанный авторитет в нашей специальности и вполне разделяет мои принципы; вот почему я сдался на твои просьбы и послал тебя в Б. Правда, я не раз опасался того, что ты домогался лишь беспечального студенческого жития, но тем не менее считал,