Под этим монологом вполне могут подписаться величайшие представители науки и искусства всех времен.
В наше время много говорят о психологии творчества. Одной из слагаемых гениальной личности является так называемая лег кость генерирования идей, то есть способность отказаться от скомпрометированной идеи, с каким бы трудом она ни была выношена.
Величайший пример подобного проявления гениальности у Сальери – в его первом монологе:
…Когда великий Глюк
Явился и открыл нам новы тайны
(Глубокие, пленительные тайны),
Не бросил ли я все, что прежде знал,
Что так любил, чему так жарко верил,
И не пошел ли бодро вслед за ним
Безропотно, как тот, кто заблуждался
И встречным послан в сторону иную?
В образе Сальери перед нами предстает человек высочайшего уровня.
Ибо, согласитесь, очень немногие способны, как Сальери, встретив под линного новатора, отречься от всего в своем собственном творчестве и начать сначала, пойти за ним!
Итак, Антонио Сальери стал поклонником и последователем великого оперного реформатора Кристофа Виллибальда Глюка.
Но через несколько строк идет еще более потрясающая информация: Сальери называет имя итальянского композитора Пиччини, который
Пленить умел слух диких парижан.
И опять то же слово, слово, которым Сальери характеризует Глюка. Не ужели у Пушкина и у его героя Сальери столь беден словарный запас, если Глюк «открыл пленительные тайны», а Пиччини тоже «пленить умел»? Но ведь это же интереснейший намек Пушкина на самую бескровную войну в истории Европы – войну глюкистов и пиччинистов. Музыкальную войну между сторонниками музыкальной реформы Глюка с его антично-строгой, порой даже суровой, музыкой и поклонниками итальянца Никколо Пиччини, который, приехав из Неаполя в Париж, по разил Европу мягкой лирической пластичностью своих мелодий. Но зачем Пушкину нужно, чтобы А. Сальери упоминал так много имен в столь крохотной пьесе? У Пушкина ничто не бывает случайно.
Просто отношение Сальери к войне глюкистов и пиччинистов – это пребывание «над схваткой».
Он, Сальери, так любит музыку, что не может находиться на чьей-либо стороне. Он на стороне самой музыки, он восприимчив к любым пози циям, если выигрывает музыка.
Представляете себе, о личности какого масштаба идет речь у Пушкина? И этот человек – посредственность?
Сальери сердится на Моцарта только потому, что Моцарт привел к нему слепого нищего скрипача, который своей плохой игрой портит моцартовскую же музыку.
Мне предстоит приложить немало усилий, чтобы доказать, что и здесь не все так просто.
Потому что после того как слепой скрипач закончил пародировать музыку Моцарта, Сальери не хочет реагировать, как Моцарт, то есть смеяться:
(Старик играет… Моцарт хохочет.)
Сальери:
И ты смеяться можешь?
Моцарт:
Ах,