– А зачем тебе вообще нужно ей угождать? – прорычал он, и я оставил эту тему.
Этим вечером Лейси пришла в мою комнату. Она постучалась, потом вошла, сморщив нос.
– Ты бы лучше разбросал здесь побольше травы, если собираешься держать этого щенка в комнате. И пользуйся водой с уксусом, когда убираешь за ним. Здесь пахнет как в конюшне.
– Наверное. – Я с любопытством смотрел на нее и ждал.
– Вот, я принесла. Похоже, тебе это больше всего понравилось. – Она протянула мне морскую свирель.
Я посмотрел на короткие толстые трубки, связанные вместе полосками кожи. Они действительно больше всех понравились мне из трех инструментов Пейшенс. У арфы было слишком много струн, а звук флейты был чересчур пронзительным для меня, даже когда на ней играла Пейшенс.
– Госпожа послала это мне? – озадаченно спросил я.
– Нет, она не знает, что я это взяла. Она решит, что свирель затерялась в ее беспорядке, так часто бывает.
– А почему ты принесла ее мне?
– Чтобы ты практиковался. Когда немножко освоишься, принесешь назад и покажешь леди, чему научился.
– Но почему?
Лейси вздохнула:
– Потому что тогда ей будет легче. А от этого и моя жизнь станет гораздо легче. Ничего нет хуже быть горничной у такого павшего духом человека, как леди Пейшенс. Она отчаянно хочет, чтобы у тебя хоть что-то получилось. Она продолжает испытывать тебя, надеясь, что у тебя проявится какой-нибудь внезапный талант и она сможет хвастаться тобой и говорить людям: «Смотрите, видите? Я же говорила вам, что в нем это было». Ну вот, а у меня есть собственные мальчики, и я знаю, что с ними так не бывает. Они не учатся, и не растут, и у них нет манер, когда вы на них смотрите. Но стоит только отвернуться, а потом посмотреть на них снова – и пожалуйста, они уже стали умнее и выше и очаровывают всех, кроме собственных матерей.
Я немножко растерялся.
– Ты хочешь, чтобы я научился играть на этом, и тогда Пейшенс будет счастливее?
– Она сможет чувствовать, что что-то дала тебе.
– Она дала мне Кузнечика. Лучшего нельзя было и придумать.
Лейси казалась удивленной моей внезапной искренностью. И я тоже.
– Хорошо. Можешь сказать ей об этом. Но можешь и попытаться научиться играть на морской свирели, или выучить наизусть балладу, или спеть несколько старых молитв. Это она поймет лучше.
Лейси удалилась, а я некоторое время сидел и думал, разрываясь между злостью и тоской. Пейшенс хотела, чтобы я имел успех, и надеялась найти что-то, что я могу делать. Как будто бы до нее я никогда не совершил ничего стоящего. Но, подумав немного о сделанном мною и о том, что ей известно, я понял, что ее представление обо мне должно быть несколько односторонним. Я мог читать и писать, ухаживать за лошадьми и собаками. Я мог также варить яды и готовить сонное зелье. Я умел врать, воровать и обладал некоторой ловкостью рук. И ничего