– Где люди? – спросил я вслух.
– Мертвы, взяты в заложники или до сих пор прячутся в лесах.
В голосе Чейда прозвучало напряжение, которое заставило меня взглянуть на него. Я был изумлен болью, исказившей его лицо. Он увидел, что я смотрю на него, и пожал плечами:
– Чувствовать, что это твои люди и их несчастье – твоя вина… Это придет к тебе, когда ты вырастешь. Это в крови.
Он предоставил мне обдумывать его слова и пришпорил усталого коня. Мы стали спускаться с холма к городу.
Единственное, в чем проявилась осторожность Чейда, – он придержал коня и ехал медленным шагом. Мы двое, безоружные, на усталых лошадях, въезжали прямо в город, где…
– Корабль ушел, мальчик. Пиратский корабль не может двигаться, если на веслах не хватает гребцов. Во всяком случае, при таком течении, как у здешних берегов. И это еще одна загадка. Откуда они так хорошо знают наши приливы и течения? Что им вообще здесь понадобилось? Руда? Пиратам гораздо проще захватить ее, ограбив торговый корабль. В этом нет смысла, мальчик. Совсем никакого смысла.
На рассвете выпала сильная роса. От города поднимался запах мокрых пепелищ. Кое-где пожарища еще тлели. Перед некоторыми домами были разбросаны скудные пожитки, но я не знал, обитатели ли домов пытались спасти часть своего добра, или пираты начали выносить вещи, а потом передумали. Ящик соли без крышки, несколько ярдов зеленой шерстяной ткани, туфля, сломанное кресло – безмолвные свидетели того, что когда-то было безопасным и надежным, а теперь было разрушено и втоптано в грязь. Меня внезапно охватил леденящий ужас.
– Мы опоздали, – промолвил Чейд.
Он натянул поводья, и Уголек остановилась рядом с ним.
– Что? – глупо спросил я, оторванный от своих мыслей.
– Заложники. Они вернули их.
– Где?
Чейд недоверчиво посмотрел на меня, как будто я был безумен или очень глуп.
– Там. В развалинах этого дома.
Трудно объяснить, что произошло со мной в несколько следующих мгновений жизни. Случилось сразу так много всего! Я поднял глаза и увидел группу людей всех возрастов и полов внутри выгоревшего остова какой-то лавчонки. Они что-то бубнили, роясь в обуглившихся развалинах. Они были грязны, но это, видимо, было им безразлично. Две женщины одновременно схватились за один и тот же котел, большой котел, а потом начали драться.