– Прислали тут пигалицу, ни черта не смыслит, только под ногами путается. Надо же – финансовый эксперт, Вайсман, видно, совсем из ума выжил. Прикинь, этой кукле такие бабки делить доверил. Я бы ее и пирожки продавать не поставил.
Рядом с Тимуром скользкой тенью крутился его лучший друг, именовавший себя исключительно Евгением Андреевичем. При упоминании о нем Палыч всегда презрительно сплевывал:
– Какой еще Евгений Андреевич? Женька Кислый – бандит и вор, клейма негде ставить, присосался к Тимуру, хуже пиявки, не отодрать.
Кислый в отличие от Ильясова производил совершенно отталкивающее впечатление: мелкие колючие глазки, землистое нечистое лицо, вечно искривленный рот. Он передвигался разболтанной походкой, все время озираясь. Цеплялся к сотрудникам, раздавал указания направо и налево, те недовольно, но подчинялись. Его не любили, но побаивались, а Яна при виде Кислого испытывала смешанное чувство брезгливости и опасения. Он вел себя еще более нагло и развязно, чем Тимур. Только завидя ее, начинал паясничать:
– А че, Тимыч, нормальная чмара, тощая только, но ниче, подкормим, – довольно хохотал, пытаясь ущипнуть за бок.
Яна молча отстранялась, пытаясь пройти мимо, но он не унимался:
– Эй, куда побежала? А ну ка, цыпа-цыпа-цыпа, иди сюда.
Она не останавливалась, Кислый забегал вперед, перегораживая путь, хватал за плечи, наклонялся, душно пыхтя в ухо.
– Чего ты дикая такая? Я ж тебя не съем.
Яна возмущенно отталкивала:
– Эй, вы что себе позволяете?
Тимур вдалеке посмеивался, а Кислый делано оскорблялся:
– Повежливее, девочка. Нам тут с тобой еще работать и работать. Ты ж нам вроде как помогать приехала, – весело осклабился, – только вот не знаю, что умеешь? Стриптиз танцуешь?
Яна взрывалась:
– А ну, убери руки, а то как заору! Отойди, я сказала, милицию вызову, понял?
Они с Тимуром как будто специально донимали ее каждый день, насмехались и ерничали, доводили до слез, которые она из последних сил сдерживала и выплескивала только вечером в колючей берлоге холодной квартиры. Засыпая, снова и снова прокручивала в голове обидные нападки, но в этих мысленных спорах уже не молчала, а отвечала, метко, хлестко, с каждым разом все увереннее, и наконец одерживала вверх и уже во сне видела, как в светлых глазах Ильясова плавится свинец, взгляд становится мягче, в нем уже сквозит растерянность, неуверенность и еще что-то неуловимое, очень странное, неожиданное. Она пыталась понять, разгадать, что это, и каждый раз почти удавалось, но за сотую долю секунды до разгадки она просыпалась от резкого звука своего будильника.
Неделя тянулась бесконечно долго и тяжело, в пыльном облаке тоски неприветливого городишки. И становилось все более ясно, что ее радужные ожидания не оправдываются. Отправляясь в Куражево, Яна предполагала увидеть заранее благодарных жителей, с радостью и надеждой распахивающих