Когда костёр прогорел, обмазали налима глиной и закопали в кострище. После чего легли спать. Мужчина укрылся одеялом, а парнишка берёстой.
Дождя ночью не было, но проснулся Белов не столько от холода, сколько от сырости. Рядом ворочался Третьяк, стуча зубами. Одеяло вымокло от росы, как будто из воды достали.
Уже светало, похоже, не уснуть. Достал запеченного налима из кострища. Подбросил берёсты, сушняка и раздул из углей небольшой костерок, чтобы только отогреться. Пока всё разгоралось, сходил на берег, умылся и вытащил донку, она была пустая. Вернулся к костру, Третьяк уже сидел у костра и согревался. Оба позавтракали печёным налимом и, затушив костёр, сели в лодку.
Белов снова сел за вёсла, быстро согрелся и, глядя на стучавшего зубами Третьяка, поменялся с ним местами. Скоро парнишка согрелся. Так они и менялись местами, пока не взошло солнце и стало припекать. С этого времени грёб только взрослый, спешивший вернуться домой. По течению, да на вёслах, до устья реки Сивы доплыли ещё до полудня. Приковав лодку к знакомому причалу угорской деревеньки, Белов насыпал в небольшой мешок пару килограммов соли и поднялся к селению. Мужчин в домах не было, все отправились проверять морды[3] и силки, вышли их жёны, а ребятишки позвали старика, говорившего ранее с новоявленным родственником.
Он поздоровался, поинтересовался, всё ли в порядке, где мужчины. Старик, которого Белов понимал сейчас значительно лучше, ответил, что всё в порядке, мужчины на охоте. Долго разговаривать путник не стал, отдал мешочек с солью, по-соседски, мол, да ушёл. После женитьбы не только Лариса изучала русский язык, но и Белов, с помощью жены, постигал разговорный угорский язык, не сомневаясь в необходимости этого. Как-никак, девяносто процентов окружающих племён составляли угры, число славян в Закамье было исключительно мало. Так, что общение с тывайцами шло частично по-угорски.
Вверх по Сиве, против течения, плыть стало труднее, до устья Бражки Белову пришлось грести самому. Потом, на узкой Бражке, за вёсла сел Третьяк, а его спаситель рулил, держась глубоких мест. Он спешил обязательно добраться домой засветло. Ночевать на берегу очень не хотелось, вспомнилось здешнее изобилие зверей, проказница память, как всегда не к месту, подсунула воспоминание о мелькнувшем в камышах тигре. Поэтому плыли без обеда. Когда Третьяк вымотался вконец, он сменил его за вёслами. И к тому моменту, когда солнце зацепилось краем за Липовую гору, лодка причалила к родному (уже родному!) берегу.
Приковав лодку, оба путника с мешками пошли к дому. Никаких следов вокруг дома Белов не заметил. К его удовольствию, дом был закрыт изнутри, а на стук вышла Лариса, причём не просто вышла, а сначала посмотрела с чердака. Её осторожное поведение очень