– Жаль, если Каин – рыдает,
Гамлет – изведает счастье…
Так не должно быть – по плану!
Чтобы блюсти упущенья,
Боли – глухому тирану —
Вверил Он ход представленья!
Боль вознеслася горою,
Хитрой раскинулась сетью…
Всех утомлённых игрою
Хлещет кровавою плетью!
Множатся пытки и казни,
И возрастает тревога:
Что, коль не кончится праздник
В театре Господа-Бога?!
Оглядывается, потом кладет гитару осторожно на пол, рассматривает декорационный хлам.
Что, коль не кончится праздник
В театре Господа-Бога?..
Что это я? Где?.. Какой праздник?.. Ах, да! Мой бенефис!.. Так ведь он же кончился!.. Кончился давно спектакль… Вот так фунт!.. А я что же? Что я-то здесь делаю? Кругом – ночь, пустота…
Достает из кармана спички и зажигает свечу в оказавшемся перед ним декорационном канделябре, пытается осветить им черную пустоту зала.
Вот так штука!.. Я – что же… В уборной уснул?.. Спектакль давно уже кончился, все из театра ушли, а я?.. Преспокойнейшим манером храповицкого задаю… Ах, старый хрен, старый хрен!.. Старая ты собака! Так, значит, налимонился, что – сидя уснул! Умница! Хвалю, мамочка!..
(Кричит)
Егорка! Егорка, чёрт!.. Петрушка! Заснули, черти, в рот вам дышло, сто чертей и одна ведьма!
По темной сцене проносится сатанинский хохот и затихает вдали. Светловидова испуганно прислушивается, оглядывается. Прикладывает ладонь ко рту, кричит громким шепотом.
Егорка!..
Подождав, садится на табурет, а свечу ставит на пол.
Ничего не слышно… Только эхо и отвечает… Егорка и Петрушка получили с меня сегодня за усердие по трёшнице, – их теперь и с собаками не сыщешь… Ушли и, должно быть, подлецы, театр заперли…
Крутит головой.
Пьян!.. Уф!.. Сколько я сегодня ради бенефиса влил в себя этого винища и пИвища, Боже мой!.. Во всём теле перегар стоит, а во рту двунАдесять язЫков ночуют… Противно…
Пауза.
Глупо… Напился старый дуралей и сам не знает, с какой радости. Уф!.. Боже мой!.. И поясницу ломит, и башка трещит, и знобит всего, а на душе – холодно и темно, как в погребе. Если здоровья не жаль, то хоть бы старость-то свою пощадил, шут Иваныч!..
Безумное эхо проносится в воздухе, многократно повторяясь.
ЭХО: Старость, старость, старость, старость, старость!..
Пауза.
СВЕТЛОВИДОВ: Старость… Как ни финти, как ни храбрись и ни ломай дурака, а уж жизнь прожита… Шестьдесят восемь лет уже тю-тю, моё почтение! Не воротишь… Всё уже выпито из бутылки, и осталось чуть-чуть, на донышке… Осталась – одна гуща… Так-то… Такие-то дела, Васюша… Хочешь – не хочешь, а роль мертвеца пора уже репетировать.
За его спиной в луче света возникает Тарелкин.
ТАРЕЛКИН: Решено!.. Не хочу жить… Нужда меня заела, кредиторы истерзали, начальство вогнало в гроб!.. Умру!.. Но не так умру, как всякая загнанная лошадь умирает: взял, да так, как дурак, по закону природы и помер… Нет!.. А умру наперекор и закону, и природе; умру