Ждём жар-птицу, не закрываем дверь. Словно зверь, загнанный в клетку, тоненький волосок на свету искрится, белой нитью приснится, сверкая в полях Италии и в горах Тибета.
Песни уже спеты, что раньше питали. А теперь, пожалуйста, не кричите, дайте ещё текстиля чужой кожи, пожалуйста, шёлка, парчи, бархата, или хотя бы твида, джинсы потёртого вида.
Никто здесь не ждёт на белом коне принца, все ждут, пока на покой закроется занавес, чтобы прижаться щекой к тёмно-красной ткани чужих танцев, такой пыльной и много помнящей.
Вечер опять выдался холодный, растёт не по дням. С запахом отравы, которую дают кабелям. Мразотные полосы дна, резкой вспышкой – далёкая весна, ренессанс событий и аналогий, экспериментов, сравнений.
Как кто-то писал, тут просто – либо звук, либо трение.
Ноты-губы-текстиль-раскаска, не обижайтесь только на мой неласковый, в самом своём основании надломленный стиль.
Заменяешься
Дождик сменился крупицами снега,
Ты заменяешься искренним мной.
Грязные ангелы на чистой постели
Бьются в открытые окна бошкой.
Свет не проникнет сквозь тиканье стрелок,
Ночь выделяет рассвету плацдарм.
Видно, идёт неминуемо дело
К всеокупающим нынче дарам.
Руки сложив сверху дрожи коленей,
Музыку пробуя пить языком,
Падшие ангелы на смятой постели
Держат друг друга за руки тайком.
Где ты? В весне затеряется эхо.
Топчут прохожие гладь мостовой.
То, что не выжечь вином или смехом —
Я заменяюсь циничной тобой.
Ветер затихнет и снова за дело —
Долбится в форточек хрупкую грань.
Красные ангелы на снежной постели
Любят глотать только пыльный туман.
Если остаться в своей подноготной,
Если смириться – за нами конвой,
Можно увидеть – в материи плотной
Ты заменяешься мной, я – тобой.
Бритни спирс и Че Гевара
Бритни спирс и чегевара в закрытой комнате спорили целый день. Кровь и порнуха, Революция, чёрный пиар, белое брюхо, мёртвые против живых, здравые против психов.
Моя голова не выдерживала и грозила взорваться. В пятнадцать ноль два, а потом ещё в семь двадцать три, и теперь вот – в одиннадцать.
А ты одолжение сделай – протри свои линзы, и, может, увидишь под лампами световых микроскопов дух ЧеГевары и Бритни Спирс журнальную жопу. Наш Че был парень простой, любил печенье, как все дети, текилу, настой. Такой тропический на жаре, сердца Бритни безумный холод. Тебе думать рано, ведь ты ещё молод, совсем мальчик, просто веди по её фото пальчиком, а потом в туалете жмурься, дрочи и плачь.
На рассвете закутаешься в красный плащ с капюшоном,