Прочитав подобное, можно вдруг подумать, что свидетели того ужаса всё-таки остались людьми. Но это не так. Человек остался «человеком»: «Нас оставалось более двадцати семи человек. Из этого числа лишь пятнадцать человек имели какие-то шансы прожить ещё несколько дней: остальные практически сошли с ума от ран и истощения. Тем не менее они имели право на свою долю в распределении провизии и перед смертью должны были выпить по рациону ещё тридцать-сорок бутылок вина, которые могли пригодиться тем, в ком ещё оставались жизненные силы. Мы рассуждали так: перевести больных на половинный рацион значило бы обречь их на медленную смерть. посоветовавшись, мы приняли решение, продиктованное глубоким отчаянием: бросить их в море». Боже, всё то, что творилось на плоту: смерть, убийства, людоедство, и тяжело было не сойти. Мурашки по коже идут при написании таких слов. Это же ничейные дети нашего жестокого мира. Когда стали появляться тяжелобольные «пассажиры», их просто брали под руки и спихивали в море. Вино делилось на оставшихся. Так осталось 15 человек. И вот, среди этого мрака, на их окровавленный парус опустилась белая бабочка. Символ чистоты на пятно крови! Самое хрупкое в мире живое существо решило навестить самое жестокое! Словно страницы из Библейского Завета.
Вот людей осталось всего 12 человек. Это были в основном люди разума, символы добра с куском человечины в руках. Лишившись ста тридцати человек – бродяги, матросы, солдаты, авантюристы стали балластом и едой – они соорудили второй плот (!), очистили от крови и кишок основной плот, подремонтировали пол, затянули тросы, сконструировали борта, чтобы не выпадать при буре. Стали дискутировать о политике, даже критиковали власть и государство, при этом кушая человечину и запивая все это дело вином. Алкоголь уже не экономили, благо те, кому он предназначался, уже давно съедены. Доктор, который выжил и донес миру о своих «приключениях», с профессиональной назойливостью говорил правду: «моча одних была более приятна на вкус у других». Среди этих ребят был и гений (мир в миниатюре), он мог