искореняют искренность искрящими
беседами на время
так беспорядочно отмеренным.
2. Вариации мегаполиса
«Верю в стихию стиха…»
Верю в стихию стиха
В оное преображение
Как любое сотворение
из прекрасного греха.
Потоки тока слова
Бьют шоком перемен
Сквозь решетчатый плен…
Но знакомо
чувство
улова…
«Пожалуйста…»
Пожалуйста,
не подсаживайтесь
за мой столик…
не жаль денег,
тетрадь от удушья стонет,
останавливая тени,
а после,
волшебства не вернуть,
строки уходят
не прощаясь,
не предугадать их путь —
пугливых приведений
бродячих печалей.
Официант,
ты поймешь меня…
тебе также не до сна,
сумасшедшая работа
на целую ночь,
а главное,
никто не сможет помочь…
«Не спится. Включен свет…»
Не спится. Включен свет.
Ветерок из открытой форточки
промчался по лепесточкам
по листочкам, в котором ответ
на запоздалое старое письмо,
упавшее со стола на пол.
Подруга повернулась на бок,
поворчав на открытое окно.
Все остальное – безмолвно,
красный кафель на кухне,
обшарпанный поролон на стуле,
и стол с кувшином огромным,
и комнатные цветы на подоконнике
и белизна газовой плиты,
и отмерзающие в банке грибы,
и капли на стенках рукомойника.
Вот об этом написать в ответе…
Сложно отметить новость,
которая каждым словом
тоски в каждом предмете.
«Слегка намокло дыхание…»
Слегка намокло дыхание…
Остановился, чтобы подождать
сплошной шаг дождя.
…Парадоксом во тьме
белая бумажка порхает,
видимо, выброшенная из окна…
Сегодня писем не пишут —
выбивают по клавиатуре,
слезясь от силы монитора
больше, чем от недостачи сна,
больше, чем от переживаний
за каждую букву души.
И письма легче получить,
но не смять, не порвать,
не узнать
как намокает дыхание…
«На твою ладонь снежинка упала…»
На твою ладонь снежинка упала,
Секунду пожила и каплей осталась,
Напрашиваясь на пафос метафизики,
На образы, что оставил мир лирики,
И он понесет по равнинам просторным!
Но что мне? Спрячь ладонь – замерзнет…
Снежинок много, а ты у меня одна —
Улыбаешься,