– Какая трагедия… – пробормотал я.
– Моя идиотка-сестра в знак скорби отрезала свои прекрасные волосы. Она никогда не любила мужа. И уж определенно была ему неверна, но главное – соблюсти приличия. – Наполеон вздохнул и взял со стола письмо. – И первым же судном она отправилась во Францию. Эта женщина наделена изворотливой практичностью, присущей Бонапартам.
– И еще красотой.
– Вот донесение от Леклерка, написанное в октябре за неделю до его смерти. – Консул прочел вслух: – «Излагаю свое мнение об этой стране. Мы должны уничтожить всех негров, которые прячутся в горах, мужчин и женщин, и оставить в живых лишь детей в возрасте до двенадцати лет. Казнить их следует на равнине, открыто, на глазах у всех. В колонии не должно остаться ни единого цветного, носящего эполеты. В противном случае колония не перестанет бунтовать. Если вы хотите стать властелином Санто-Доминго, то должны послать мне двенадцать тысяч бойцов, причем незамедлительно, не теряя ни единого дня». – Он отложил письмо в сторону. – Ну, что скажете на это, Гейдж?
– Тщетные усилия.
Мой собеседник мрачно кивнул.
– Всегда держал вас на службе за честность и прямоту, верно? Санто-Доминго жаждет свободы там, где ее никогда не было и быть не может. В попытке сделать всех людей равными чернокожие достигли одного: сделали самих себя равно несчастными. И мне ничего не остается, как вернуть прежнее положение вещей. Я схватил вождя повстанцев Луветюра и запер его в темнице, в горах, но негры никогда не понимали, где и когда следует остановиться. Тамошняя война просто пожирает целые полки. У меня нет двенадцати тысяч солдат для отправки на Гаити. Не говоря уже о том, чтобы отправить войска в Луизиану.
– Прискорбно слышать обо всех ваших затруднениях, – отозвался я.
На самом деле мне было ничуть не жаль Бонапарта. Я не считал, что первый консул должен добавить к своим владениям еще миллион квадратных миль. Пару лет тому назад он уговорил Испанию вернуть Луизиану Франции, но испанский флаг все еще развевался над Новым Орлеаном, потому как Наполеон не предпринял никаких шагов, чтобы как-то закрепить за собой эти новые владения. И вот теперь он вдруг вцепился в богатейшую колонию Франции, в «сахарный» остров Санто-Доминго, и собирался восстановить там рабство, чтобы стать крупнейшим монополистом по поставке на мировой рынок сахара. В результате этот райский уголок должен был превратиться в склеп. Политика Бонапарта была настоящим предательством идеалов Французской революции, к тому же самой откровенной глупостью. Лично меня всегда поражало, как это люди могут навязывать другим образ жизни и порядок, который сами считают невыносимым.
Между тем Том Джефферсон был, пожалуй, единственным в мире безумцем, который действительно хотел заполучить Луизиану. Он не видел, какой ад царит на американском западе, считал эти места райскими и подумывал послать туда своего секретаря Мерриуэзера Льюиса, чтобы тот исследовал тамошние