Пастушок предложил мне сменить лошадь, как сейчас помню, жеребца звали Агат. Этот оказался полной противоположностью кобыле. Стоило только легонько коснуться боков коня пятками, он так рванул с места, что я едва удержался в седле. Необъяснимое чувство восторга и страха одновременно, блокировало мои действия. Я ухватился за шею коня, забыв, что существует уздечка, а в голове саднила единственная мысль – удержаться и не упасть на полном скаку с высоты рослого жеребца.
Через несколько секунд я почувствовал, что седло, вероятно слабо затянутое пастушком, начало сползать на бок, определив по тому, что сидел я, в нем крепко, буквально влившись от страха, но, тем не менее, мы вместе с седлом перемещались по спине Агата, увеличивая крен на правый бок. Падать не хотелось, поэтому с большим трудом нащупав одной рукой уздечку, я натянул ее и чуть не перелетел через голову внезапно остановившегося скакуна.
Назад Агата я привел пешком, стараясь как можно дальше от него держаться. Я с детства побаивался и не любил собак, да и они, честно говоря, всегда мне отвечали взаимностью, но в те минуты осознавал, что существуют звери крупнее собак.
На этом мое любопытство оказалось удовлетворенным, сейчас не помню, как откатались остальные, время поглотило эти воспоминания, помню только, что в качестве бонуса, пастушок предложил нам полюбоваться лошадиным сексом. Для этого нам предстояло переместиться в конюшни. Все расселись в телеге, меня же, видимо недовольного минувшими скачками, черт понес на спину одной из вновь запряженных в телегу лошадей.
На этот раз седло подо мной отсутствовало, а хомут на шее лошади, казался более надежной точкой опоры, нежели уздечка. Что послужило этому побудительной причиной, я уже не помню, но рассевшись по местам, мы поехали к расположенным вдалеке конюшням. Мои товарищи подтрунивали надо мной, на что я лениво огрызался и так бы мы с шутками добрались до места назначения, если бы не этот дурковатый пастушок.
Решив, что тоже может подшутить или, возможно, затаив злобу за то, что я попенял при всех, что он не умеет седлать лошадей, паренек стегнул коней хлыстом, и они понесли телегу. Пассажиров кидало во все стороны, но они все-таки сидели в телеге, я же почувствовал себя в еще большей опасности, чем на спине Агата с незатянутым седлом.
Держась за хомут, как за штурвал гоночного автомобиля, я смотрел, куда мне падать, если что: налево нельзя, чтобы не попасть под две пары задних ног лошадей, направо – под два колеса телеги, получалось падать некуда. Пассажиры вместе с конюхом, не понимая до конца опасности моего положения, ржали как те жеребцы. Я же, осознавая ее до конца, материл во всю мощь своего интеллекта конюха, обещая, если останусь в живых, убить его, а перед смертью вступить с ним в половую связь в извращенной