Голубев представился, женщина в ответ сделала нечто вроде реверанса.
– Рада знакомству. Вера Владимировна Чеберякова, дворянка, законная супруга чиновника почтово-телеграфной конторы. Мой муж сейчас на дежурстве.
Квартира Чеберяковых состояла из четырех помещений, которые трудно было назвать комнатами. Домовладелец просто разгородил фанерными стенами тесные клетушки. Слева от входа располагалась кухня. Голубев заметил круглую деревянную бадью и подумал, что в квартире нет ванной. Направо от кухни были две смежные комнаты. В той, что поменьше, стояла широкая кровать с никелированной спинкой. На пестром одеяле возвышалась горка подушек, прикрытых простыми холщовыми покрышками. Одна подушка была без наволочки.
Вера Чеберяк провела Голубева в гостиную, единственное более или менее приличное по размеру помещение. Дешевенькие обои на стенах были оборваны по краям и покрыты жирными пятнами. На полу лежал замызганный ковер, в углу стоял рояль со сломанной крышкой. Кисейные занавески на окне имели такой вид, будто о них вытирали грязные руки. Так, наверное, и было, потому что на столе громоздились остатки вчерашнего пиршества. Хозяйка, ни капельки не смущаясь разгромом, царившим в жилище, пыталась найти на столе хотя бы одну не полностью опорожненную бутылку. Когда поиски ни к чему не привели, она вышла в соседнюю комнату, откуда вскоре послышался ее голос.
– Проснись, Павлуша!
Голубев заглянул в комнатушку и увидел, что Вера Чеберяк присела на кровать и тормошит человека, спавшего в сапогах. Вскоре он, позевывая и потягиваясь, возник в дверном проеме. Его глаза были закрыты синими очками, какие обыкновенно носили слепые.
– Болит головушка, Павлушенька? – нежно проворковала Вера. – Пан студент не поскупится дать тебе гроши на опохмелку.
– Це гарно! – одобрил слепой. – Шановний паныч пожалеет калеку.
Голубев вынул из кошелька смятую рублевую бумажку, передал ее калеке, который уверенной походкой, словно знал в этом доме каждый вершок, направился к выходу. Тем временем Вера расчищала стол от грязной посуды. Стараясь не глазеть на хозяйку, дерзко раскачивавшую бедрами, Голубев прислушался к ругани, шуму и звону бутылок, доносившимся из-под пола. На первом этаже располагалась монополька. «Для обитателей притона монополька под боком является благом, – подумал студент. – Вот и Павлуша по лестнице сапогами гремит. Быстро обернулся».
Слепой вошел в гостиную. Хозяйка забрала у него наливку и властно велела:
– Ступай на двор. Нам с паном поговорить треба. Под дверью не подслушивай. Вот тебе трехрядку, играй, чтобы мы здесь слышали.
Слепой взял под мышку гармонь, и вскоре со двора раздались звуки бравурной музыки.
– Ой, люли! Ой, люли! Ой, люли! Се тре жоли!
– Ишь как наяривает! – с гордостью сказала Вера Чеберяк. – Павлуша Француз, так его здесь кличут.