Я лежу ничком, лицом в подушку, кажется, я кусаю ее, потому что мне нечем, совсем нечем дышать. Я заставляю себя повернуть голову, вижу тусклый свет, сквозь стиснутые зубы прорывается стон, и я рывком встаю. Невыносимо душно, и я стягиваю с шеи чужой ярко-разноцветный шелковый шарфик. Я ничего не помню.
Кажется, я видела сон, страшный, фантасмагорический сон, в котором было слишком много солнца… А еще я вспоминаю прожекторы, со всех сторон направленные на меня, беспощадные, слепящие. И этот шарфик, у меня никогда не было такого шарфика, и я никогда не завязала бы его петлей вокруг шеи…
Надо сосредоточиться, надо припомнить, надо собрать воедино разрозненные пятна видений – или реальности? Но что-то мешает. Что-то, ворвавшееся в мой тяжелый сон и с тех пор ни на секунду не прекращающееся… звук.
Сколько времени звонит телефон – десять, двадцать минут? Почему он звонит, не перестает? Медленно, очень медленно я протягиваю руку…
– Алло… Что?.. Пансион?.. Простите, плохо слышно… Да, я мать Роми…
Трубка падает и мерно раскачивается, с глухим стуком ударяясь о тумбочку. Тук-тук-тук… Мои руки, отдельные от сознания, крутят пестрый шарфик, а глаза не видят ничего…
Потом я срываюсь с места, набрасываю, не застегивая, плащ, сую ноги в туфли, сминая задники… Лестничные пролеты, ступеньки, ступеньки, ступеньки… на последней я спотыкаюсь, падаю на одно колено, вскакиваю, выбегаю из подъезда прямо на дорогу, навстречу какой-то машине, может, такси, которая с визгом тормозит, едва не врезаясь в кромку тротуара… Водитель что-то кричит, я не слышу, я сама кричу, и уж он-то не может не услышать меня… Мы едем слишком медленно, быстрее!.. Я вижу за окном ажурную решетку пансиона для детей, я не жду, пока остановится машина, не жду, пока широко откроют ворота, я лечу, чтобы убедиться, что это все неправда, что это другая, не моя девочка…
…Вечность… Я выхожу из ажурных ворот – как это трудно и медленно, куда-нибудь дойти, добрести… Взгляд блуждает по серым решеткам, серым деревьям, автомобилям. Я не знаю, куда иду, я ничего не знаю, ни о чем не думаю, ничего не чувствую… Из какой-то машины выходит человек, я поднимаю глаза к его лицу, это Дэн, он подходит ко мне близко-близко… Сорванным, звенящим шепотом я выговариваю:
– Роми…
Он отвечает:
– Я уже знаю. Нам сообщили на телевидение, в отдел криминалистики… Это ужасно.
И я падаю лицом ему на грудь, я всегда знала, что когда-нибудь упаду ему на грудь лицом, я знала, что он придет… что он будет рядом, когда я никак не смогу сама…
Мои пальцы судорожно сжимают руку Дэна, она в перчатке, в мокрой перчатке, потому что идет дождь. На похоронах всегда идет дождь… Слуга держит огромный черный зонт над госпожой д’Аржантайль, высокой, прямой, со снежно-белыми волосами из-под черной шляпки. Господин д’Аржантайль, сухощавый, элегантный – тоже под зонтом, и только с густых волос