Девчонка заткнулась. Да, именно так – словно маленький ротик с размаху запечатали кляпом. Несколько раз испуганно сморгнули глазищи, враз отвоевавшие себе добрых две трети лица.
Тихонечко, жалобно, по-детски:
– Вы же никому не скажете?..
… Ей было тогда всего одиннадцать, и у нее, слава Богу, никто не погиб на Сиюминутной войне; у них в семье, тьфу-тьфу, вообще ни одного военного… А семья большая, три старших брата: на ее, Настино, образование у родителей денег уже не хватило. И куда прикажете после школы? А мамин бывший… ну, вы понимаете… короче, он работает в комиссии по Ф-зоне. Конечно, за справками пришлось побегать, и в лапу дать сколько раз, – а что поделаешь, в институт еще дороже!.. да и кому он нужен, этот институт…
Виза у нее временная, на год. Главное – успеть выйти замуж за «ихнего». А что? Джесс, портье, вы его, наверное, видели сегодня, – очень даже ничего, правда? И вежливый, и подарки дарит, и вообще… Есть еще швейцар из ресторанчика напротив, он толстый, конечно, и старый, – но если вдруг Джесс не захочет жениться… Хотя куда он денется? И еще полгода впереди…
Вика слушала рассеянно. Вспоминались густо накрашенные – хлоп-хлоп, тушь осыпается крошками, – ресницы грузной дамы-главврача спецгоспиталя. «Вы отдаете себе отчет, что вы мне предлагаете? Это же статья! Статья!!! – вы понимаете, дорогуша?!»…
Интересно, сколько таких вот насть эта дамочка благословила своей круглой печатью. И перед каждой ли ломала подобную комедию?..
Захотелось спросить у девчонки, во сколько обошлась ее родителям главврачиха. Просто так, из любопытства… но Вика вовремя прикусила язык. Сказала другое:
– Ты же теперь не сможешь родить ребенка.
Настя беспечно махнула рукой:
– Это если у нас. А у «ихних» – медицина! Тут весь персонал, мне Джесс рассказывал, раз в год проходит обследование, и если что не так, сразу лечат за счет казны. А я через год уже получу гражданство и подпаду под «ихние» законы. Короче, было б из-за чего переживать. Джесс, кстати, и не хочет детей, он за женское равноправие…
Вика смотрела на нее, и в душе само по себе нарастало мутное отвращение. Маленькая дрянь. И дурочка к тому же, – а потому вряд ли добьется своего. Можно себе представить, как «ихние» мужики относятся к таким вот девочкам с липовыми справками и розовыми мечтами… Само собой, этот ее Джесс не хочет детей. Кто бы сомневался.
У Маринки, когда ее выписали из роддома, лицо было глухое, словно затканное паутиной. Навсегда.
Настя продолжала щебетать о своем будущем счастье. За окном вроде бы стало немножко светлее – кончился дождь? Время, черт возьми, уходит время… И до сих пор – впустую.
– Настя, – безжалостно оборвала она птичий щебет, – а ты сама их видела?
– Кого?
– «Ивашек». Понятно, что к тебе никто прийти не мог. Но… к твоей соседке, например… – она кивнула на спящую.
Девчушка хихикнула:
– Не-а. Она его сюда не пускает. Сама к нему бегает на целую ночь – уж не знаю, куда, – а потом дрыхнет весь