Абу Хасан шел за махди третий год, начиная с того времени, когда тот, покинув Саламию, возглавил карматские восстания в Сирии и Ираке.
Его деятельность не на шутку встревожила халифа, и он отдал приказ о его задержании Задумавшись, чиновник не услышал звука шагов и поэтому вздрогнул от неожиданности, когда, повернув голову, увидел муэдзина[18]. Это был человек лет тридцати с редкой бороденкой. Он постоял, бормоча под нос: «Нет Бога, кроме Аллаха и Мухаммад пророк его», затем вдруг замер и неожиданно спросил, глядя на Абу Хасана:
– Кто здесь?
Муэдзин был слеп[19].
Абу Хасан, помедлив, отозвался.
– Что ты здесь делаешь? – строго спросил муэдзин.
– Смотрю, не идет ли махди, – неожиданно для самого себя, ответил Абу Хасан.
Муэдзин провел ладонями по воздуху, пытаясь коснуться собеседника. Черты лица его смягчились.
– Это правда, – спросил он, – что махди восстановит справедливость?
– Так говорят, – уклончиво сказал Абу Хасан.
– Значит, он вернет мне зрение, – блаженно улыбаясь, сказал муэдзин.
– Я не знаю, – осторожно ответил Абу Хасан.
– Должен вернуть. Это же несправедливость, то что я рожден слепым. За какие грехи я наказан?
Абу Хасан молчал.
– А ты знаешь, что сказал ибн Исхак[20]?
– Нет.
– Ибн Исхаку рассказал Саур Йазид, со слов некоего знающего человека, что посланник Аллаха с одним из братьев пас ягнят за шатрами, и тут подошли к нему два человека в белых одеждах, в руках они держали золотой таз, полный снега. Они схватили Мухаммада, вынули его сердце, рассекли его, извлекли из него черный сгусток крови и выбросили его. Потом они обмыли сердце этим снегом.
Муэдзин помолчал, а затем сказал, мечтательно улыбаясь:
– Я очень хочу увидеть золотой таз полный белого снега. Наверное, это очень красиво.
– Да, – подтвердил Абу Хасан, – хотя сам никогда этого не видел.
– Махди придет с севера, – сказал муэдзин.
– Почему с севера?
– Я чувствую, – сказал муэдзин, затем добавил, – а теперь уходи, здесь нельзя находиться посторонним.
Спускаясь по ступенькам, Абу Хасан услышал протяжный