Тем временем молодой волк, петляя, как заяц, в надежде сбить шатуна со следа, добежал до волокуши. Он хотел предупредить стаю, что сюда вот-вот припрется огромный страшный зверь и отнимет всю еду, – но остановился и только глаза вылупил.
Стая, давясь и чавкая, жадно поедала комбикорм.
Вместе со стаей давился и чавкал упитанный бурый мишка.
Еды оставалась еще целая куча, и на вершине этой кучи сидела енотовидная собака.
Она тоже давилась и чавкала.
Судя по следам у волокуши, тут сначала пытались разобраться, кто в лесу главный, немного побегали-попрыгали и даже слегка поломали подлесок, но вскоре запах еды уравнял всех.
Енотовидная собака, не переставая жевать, равнодушно оглянулась на молодого волка через плечо.
Раздалось тяжелое пыхтение, и из леса вылетел шатун.
Не сворачивая и не издав ни единого лишнего звука, он с разбегу воткнулся мордой в комбикорм, уйдя в него по уши.
Куча развалилась, и с нее упала енотовидная собака, тут же на всякий случай притворившаяся мертвой.
Волки и медведь отскочили назад, приняли угрожающие позы и зарычали, словно одна стая.
Шатун не обратил на них внимания. Он жрал. Он давился и чавкал. Перед ним была еда, много еды. Это было спасение, это была жизнь.
Волки и медведь переглянулись, будто старые знакомые. Собственно, они знали друг друга по запаху, их пути изредка пересекались, но конфликта интересов никогда не возникало, как, впрочем, и желания познакомиться ближе. Зимой с голодухи, когда совсем край и мысль о еде сильнее инстинкта самосохранения, волчья стая может и в берлогу сунуться за парной медвежатиной. Но какая тут голодуха, теперь-то. Вот она, еда, на всех хватит.
Волки и медведь дружно шагнули к волокуше и продолжили обед. Шатун обозначил свое неудовольствие, издав невнятное ворчание сквозь набитую пасть. Он обязан был припугнуть местных хотя бы по статусу, как впершийся в их угодья завоеватель, великий и ужасный.
Потому что нельзя просто так взять, припереться и начать тут жрать опилки, если ты не великий и не ужасный.
Не поймут.
Стоило, наверное, еще порычать да поскалить зубы, но выпендриваться не хватало сил. Шатуна снова клонило в сон, и это наконец-то была приятная сонливость. Инстинкт советовал отойти от волокуши, найти безопасное место и там выспаться. Но другой инстинкт сказал: ты вот-вот упадешь мордой в еду и задрыхнешь прямо тут, и ничего страшного не произойдет. Жуй давай.
Енотовидка приоткрыла один глаз и задумалась – а чего я лежу мертвая, когда все едят?
В отдалении противно взвыла цепная пила.
Это охранник понял, что тигра ему без боя не вернут, и пошел на самые решительные меры.
Сначала он, как положено, дал предупредительный