Это в хранилище они всегда ждали нападения. А тут, в селе, уже привыкли, что есть патрульные, которые заберут свою долю, но зато и прикроют собой, если что случится, что есть свободные, которым отдан лес в вечное пользование, и все, что за лесом тоже, что есть хранители, которые дают учителей и лекарей, и которые тоже могут помочь…
«Эх, как не вовремя-то», – подумал он почему-то.
Хотя, разве бывает такому правильное время?
Меч хранителя на перевязи на левый бок, кожаную тяжелую сумку лекаря – на правый, на голову – зимнюю шапку, в которую зашит кусок той же латуни, что приносили откуда-то с юга свободные в обмен на продукты. Меч у него старый, очень старый. Пожалуй, даже старше самого Жанжака. Этот меч ему дал Старый, когда отправлял в село. И хоть ни разу он не был в бою, но меч всегда наточен, начищен, смазан. Всегда висит в ножнах на корявом крученом высушенном корне, напоминающем змею, который принесли ему в обмен на какую-то услугу свободные, а он вбил в стену и приспособил для дела.
Жанжак встал перед дверью, вздохнул глубоко. Присел чуть. Ну…
Рука на засов, рывком с лязгом толкнула его в сторону. Нога – пинком в дверь, сам – колобком, под прикрытием отлетающей двери с крыльца прямо в крапиву, что разрослась вокруг дома. Над головой тупо стукнуло в дверь: раз, два, три. Ждали, значит. Слушали и ждали. Чуть высунулся из-за крыльца, и на уровне пояса, в самые темные тени на площади, не целясь – все равно темно – хлоп – хлопнул арбалет. Тут же откатился за угол, встал там, рычаг на себя, стрелу в желоб. Махнул арбалетом за угол, и снова – хлоп! И еще раз рычаг на себя, стрелу, выстрелил в другую сторону вдоль стены… Стон? Или только показалось ему? Уронил арбалет. Меч – из ножен широким движением наискось снизу вверх, обводя себя. Потом присел, махнул мечом на уровне колен вокруг, сделав по шагу в каждую сторону и тут же отступая обратно, вытащил на ощупь из сумки заветный пузырек, кинул с силой, чтобы разбить о крыльцо, прикрыв глаза левой рукой.
Вспыхнувший огонь высветил какие-то фигуры, тут же кинувшиеся в тень. Из ночи полетели стрелы, тупо стуча, впиваясь в угол дома, за которым стоял лекарь. Но зато не подойдут незаметно, ощерился он в усмешке.
Жанжак уже высматривал, каким путем кинуться ему в обход пруда к дальним кустам, за забор церкви, как на колокольне вдруг забил, зазвонил часто, как при пожаре, колокол. И тут же, как будто эта вспышка света и звон колокола разорвали тишину, со всех сторон раздались надсадные крики, ржание, топот копыт. По узким улицам неслись конники, кидая разожженные факела за заборы, спрыгивая на ходу к воротам, ломясь в них. Кто-то бился в двери колокольни, рубил их топором. Но те двери были сделаны на совесть, а из лука в темноте выцелить звонаря было практически невозможно. Звон плыл над селом и округой.
Теперь надо ждать помощи, а самим – отбиваться.
От дружинного дома слышны были частые