– Да… Но ей же нужна медицинская помощь!
– Шутишь? Ты хотя бы раз бывал в психиатрической лечебнице?
– Нет…
– А вот мне приходилось. Думаешь, я сразу принял такое решение? Конечно, я навел справки. Сходил куда надо. Мне даже устроили аудиенцию у московского светилы. Расспросил осторожно… Нет, это безнадежно. Смирительная рубашка, лошадиные дозы лекарств и постепенное угасание того человеческого, что в ней еще осталось.
– А почему вы думаете, что в ней это осталось? Простите за бестактность, но…
– Не извиняйся, я все понимаю, – вздохнул Семенов. – Но я нарочно привез тебя сюда именно в такой день. Алена становится особенно страшна в полную и черную луну. Два раза в месяц. В другие же дни у нее случаются проблески… Нет, она ни разу не заговорила со мною с тех пор… Хотя иногда пытается шевелить губами, что-то передать. Я ни разу не разобрал… Но она иногда так смотрит… Так смотрит на меня… – Губы Семенова дрогнули, но он быстро взял себя в руки, и на его лице появилась привычная маска нарочитого снисходительного спокойствия. – И в такие моменты я понимаю, что надежда есть.
– Но вы держите свою дочь как животное… На цепи… Она такая… Такая истощенная. Вы хотя бы каждый день даете ей еду?
– Ты за кого меня принимаешь? Конечно, каждый. Хотя она ничего не ест, кроме сырого мяса. Однажды мне все это так надоело, что я целую неделю пробовал переломить ее. Кормил только кашами, овощами, макаронами. Тем, что она любила раньше. Но она подойдет к миске, понюхает и отвернется. Лежит в углу, слабая и только с ненавистью на меня смотрит. На седьмой день я понял, что она скорее с голоду умрет, и дал ей курятины. Я на рынке покупаю ей кур – даже не ощипываю. Она так ест. Прямо с перьями и жилами.
– Подойдет к миске… – потрясенно повторил я. – Из миски ее кормите, как животное…
– Ну а ты ее видел? Как ее, по-твоему, надо кормить – с шелковой скатерти и серебряного блюда?
– Мне кажется, вы сами сошли с ума, – меня мутило, хотелось поскорее уйти из этого дома. – Я лучше пойду… Можете меня не подвозить, доберусь на электричке.
– Э-э-э, нет, – Семенов быстро оказался у двери. – Никуда ты не пойдешь. Тебе надо все это пережить. Сейчас ты еще выпьешь водки, потом я накормлю тебя обедом, и вот только потом отвезу тебя домой, где ты примешь холодный душ и сразу ляжешь спать. До завтрашнего утра ты не должен ни с кем общаться. Я тебя только об этом прошу. Перевари это впечатление, а потом уже делай выводы и принимай решение – сдавать меня или не сдавать.
– А если сдам? – прищурился я.
– Твое право, – пожал плечами Семенов. – Тогда на тебе будет ответственность за смерть моей Алены. Тебе с этим надо будет как-то жить… Артем, дорогой, неужели ты считаешь, что мне самому не больно и не тошно видеть свою дочь такой? Каждый день приходить сюда и видеть вот