Одиссей Полихрониадес. Константин Леонтьев

и матери, и ко мне. У неё в темном углу конюшни было зарыто в землю золото – лир двести слишком. Собрала она их за многие года и зарыла сама. Место знал один только отец мой. Одною темною ночью приснилось ей, что на этом месте огонь горит, горит, горит и гаснет. Она испугалась, сошла туда и до рассвета со страхом великим трудилась и перенесла с молитвами деньги на иное место. И все ей казалось с тех пор, что все люди догадались и сто́ит ей только уехать, так сейчас и отроют деньги эти и после смерти её не найдет ничего отец мой и скажет: вот злая старуха обманула меня. Боялась она и брата своего Стилова, хотя он и добрый был человек. «Семьянин человек, думала она: свои дети есть; я же ему сестра, а Эленица (мать моя) чужая мне по роду, вдова сына моего сердечного!» Писать Евге́нко сама не умела; кому доверить тайну, чтоб отца моего известить и указать ему заочно новое место, где теперь деньги? Этим она мучилась долго. И решилась она в Янину к брату ехать тогда только, когда во всей соседней Загорам Куренде села христианские загорелись. В Куренде порядок иной, чем в наших Загорах… Куренда место земледельческое, земля там менее гористая; а народ там беден, потому что собственности у него нет. Земля беям принадлежала, и ее крестьяне пахали. Во всем округе одно только и есть село богатое, свободное. Это село – прекрасная белая Зица, у подножья высокого холма, воспетого самим лордом Байроном.

      Когда крестьяне бедных сел в Куренде восстали и убежали на высокие горы с женами и детьми своими, рассказывают у нас, будто бы богатые зициоты предали их и подали туркам мысль зажечь в долинах все дома, все жилища восставших людей.

      Ужаснулись люди и, спустившись с неприступных высот, поклонились туркам и получили помилование от них.

      Вот только тогда, когда загорелись все эти бедные села несчастной нашей Куренды, Евге́нко решилась уехать в Янину к брату.

      Бог спас старушку! У Гриваса в охотниках была, конечно, вместе с добрыми патриотами и всякая сволочь, жадная, бесстрашная, свирепая. Эта сволочь не гнушалась грабить и христиан, когда в чем-нибудь нуждалась.

      В той самой песне эпирской, в которой родное село наше названо пустынное Франга́дес, поется о подобном грабеже и нападении на христианские дома.

      „Ты пой, кукушечка, ты пой, как распевала прежде.“

      – Я что́ спою? и что́ скажу? Какую речь держать я буду?

      Вот какаранца[10] на горах, на самых на верхушках,

      Собрал все войско он свое и всех своих албанцев.

      Ножи у них дамасские и ружья все готовы.

      „Ребята, вы не бойтеся, ни капли не страшитесь!

      „Железо вложим в грудь, как сталь пусть будут ноги:

      „И айда грабить мы пустынное Франга́дес!“

      И Костарас[11] сказал тогда, так Костарас им молвил:

      „Идите вы себе, а мне нельзя в Франга́дес,

      „Там у меня двенадцать братьев есть…

      „Клялись мы на Евангелье…

      „И крестник есть, еще дитя; его зовут Дмитраки.“

      И собрались