Несколько секунд я не слышу ничего, кроме этой песни и звона вилок о тарелки. Джош продолжает есть, но вилка Лауры замирает на полпути ко рту. Тогда он говорит:
– Все в порядке?
– А? – Лаура едва заметно качает головой, как делает Сара, когда пытается «прояснить мозги». – Прости, задумалась.
Лицо Джоша розовеет, хотя не могу точно сказать почему – то ли от смущения, то ли потому, что он собирается сказать неправду.
– Это ты меня прости, – извиняется он. – Я не подумал. Я видел такую же пластинку в коллекции твоей мамы, когда мы убирали в квартире.
– Может быть, – отвечает Лаура. – Она любила «New York Dolls».
Джош смотрит Лауре в лицо, она же пытается выглядеть как обычно, и ей практически удается, если бы не морщинка между бровей. В конце концов Джош мягко произносит:
– Может быть, пойдем наверх, когда поедим, и рассортируем какие-то из ее коробок? Пластинками можно заняться на выходных. Если честно, мне кажется, – поспешно добавляет он, как будто боится, что Лаура его перебьет, – ты будешь крепче спать, как только мы с этим покончим. А когда мы кое-что вынесем, то сделаем немного веселее жизнь Пруденс. Я вижу, как она ходит по комнате – ей даже развернуться негде.
Мышцы вокруг моих усов напрягаются. Если Джош на самом деле беспокоится обо мне, то должен понимать, что меньше всего мне хочется, чтобы любую из этих коробок уносили.
К тому же, если бы ему на самом деле не безразлична была моя судьба, он дал бы мне попробовать свой омлет.
– Пруденс привыкает к новому месту, – отвечает Лаура. – С ней все будет хорошо. А мне сегодня вечером нужно просмотреть кучу бумаг. – Она встает с тарелкой в руке.
– Не волнуйся, – уверяет Джош, – я все уберу.
– Спасибо, – благодарит Лаура, останавливается и целует его в щеку.
В квартире стоит тишина, слышно только, как ручка царапает бумагу, – это на диване в гостиной работает Лаура. Джош уже давным-давно пошел спать. Со своего места на середине лестницы мне видно, что Лаура тоже устала. Слишком часто она замирает, поднимает на лоб очки и потирает глаза. Однако спать не идет. Вероятно, потому, что знает: все равно будет несколько часов крутиться из стороны в сторону, путаться в одеяле, как происходит, похоже, каждую ночь.
Что-то звенит у меня в левом ухе, я дергаю им, но звон не прекращается. Наконец левой лапой я достаю до своего ушка и чешу его когтями. От этого моя бирочка «Пруденс» начинает звенеть, и Лаура испуганно поднимает голову. Наши взгляды встречаются. Она впервые видит меня на лестнице. Я напрягаюсь всем телом в ожидании ее дальнейших действий.
– Привет, Пруденс, – негромко окликает она. – Не спится?
Я не раз слышала, как Лаура