Вскоре прославившиеся революционными расправами моряки-черноморцы принялись помогать установлению советской власти в отвоеванной у «врагов революции» Одессе: вставшие на рейде порта в феврале 1918 г. корабли «Синоп», «Алмаз», «Ростислав» и «Прут» использовались одновременно как места заключения и казней офицеров: многим повезло быть расстрелянными и сброшенными за борт, другим повезло менее – их заживо сжигали в корабельных печах[100].
Особого внимания заслуживает история с «завоеванием» большевиками территории Крымского полуострова. Севастополь, бывший базой Черноморского флота, встретил Февральскую революцию спокойно, без эксцессов – в отличие от Петрограда и Гельсингфорса (Хельсинки), где стояли корабли Балтийского флота России, и где офицеров во множестве буквально резали, жгли, убивали[101]. Причем это спокойствие Севастополя стало очевидной заслугой вице-адмирала Александра Колчака, который в то время как раз командовал Черноморским флотом.
Крым, однако, изначально представлял из себя немалую трудность с точки зрения принадлежности его территории тому или иному государству. Напомним, что до того, как России удалось силой оружия захватить территорию полуострова, Крым в течение трех (!) веков находился во владении Турции. Так что к 1917 г. помимо великороссов и украинцев справедливые притязания на полуостров предъявляли крымские татары. Однако по завершении активной фазы Февральской революции татары, как и поначалу украинцы, заявили о своем намерении оставаться в составе России, несмотря и на кардинально изменившееся государственное устройство: Крымско-мусульманский комитет, по свидетельству П. Н. Милюкова, еще 6 мая 1917 г. «самым решительным образом» опроверг слухи о том, что крымские татары будто бы требовали автономии Крыма[102].
Но затем так же, как и в Петрограде, по мере возрастания политической разноголосицы, деятельности крайне левых партий, с которой оказалось совершенно не в состоянии справиться Временное правительство, чей состав постоянно менялся, обстановка на полуострове начала напоминать анархию. Со временем эта анархия обрела внятные политические очертания – большевистские. Хотя и не сразу: на выборах в городскую думу Севастополя 16 июля 1917 г. за эсеров проголосовали 83,7 % военных и 72,6 % гражданских лиц; за большевиков – всего по 2,3 % и 0,3 %, соответственно. Быть может, такому оглушительному успеху эсеров способствовал недавний, в июне 1917 г., визит в город «бабушки русской революции» Екатерины Брешко-Брешковской. Или настойчиво доносившиеся из Петрограда слухи о покупной активности большевиков: этот вздор, распространившийся в печати при прямом содействии Керенского, возглавившего с 11 июля Временное правительство, имел целью их полную дискредитацию и вывод из политической борьбы. Толчком к публикации