После оказания первой помощи, парень объяснил, что канал, в который можно попытаться проникнуть, довольно далеко, он сам шёл почти сутки, не останавливаясь, а теперь нам с ним вместе надо будет преодолеть весь обратный путь.
Дав мне немного прийти в себя, парень скомандовал двигаться в путь. И мы пошли. Сначала просто рядом. Он внимательно следил за мной, подбадривал, рассказывал о каких-то пустяках. С его губ не сходила широкая озорная улыбка. Он радовался любым осмысленным словам, которые слышал от меня, вспоминал что-то своё в ответ, всё время что-то говорил. Я же от него просто глаз не отрывала.
Я уставала очень быстро. Мы часто останавливались отдохнуть и снова двигались вперёд. Потом ему пришлось взять меня за руку, потом под руку, потом обнять и тащить за собой. Я еле двигалась, приволакивая раненую ногу, но он ни разу на меня не рассердился, не дёрнул, не отругал. Когда уже увидел, что дело совсем плохо, скомандовал укладываться на ночлег. Мы остановились в каких-то камнях, впрочем, кроме камней там и не было ничего. Накормив меня шоколадом и напоив, парень улёгся и уложил меня рядом, прижимая к себе так бережно, что я сразу же крепко уснула, впервые за двое суток. А проснулась в горячке. Рану на ноге дёргало и жгло, у меня кружилась голова, и я плохо соображала, что происходит. Парень чуть ли не силой затолкал в меня несколько таблеток, дождался, пока они начнут действовать, и снова поволок меня в путь. Мне было так обидно, что у меня не получается быть такой ловкой и отважной, как нужно, нога дико болела, слёзы лились ручьём, и тогда парень стал тихонько петь. «Куда идём мы с Пятачком?..» Я не знаю, каким чудом мне удалось тогда держаться на ногах. «… Большой-большой секрет…» Он практически тащил меня вперёд. «… и не расскажем мы о нём…» А потом я всё-таки потеряла сознание. Очнулась от жгучей боли: спасатель по живому вскрывал мне нарыв на ноге. Я орала дурным голосом, а он улыбался и уверял, что всё скоро будет просто замечательно. Стал рассказывать анекдоты один за другим. Я смеялась сквозь слёзы. Он кормил меня таблетками, вливал в меня воду, а потом снова травил анекдоты. Обычные у него к вечеру закончились, остались восемнадцать-плюс. Он помялся немного, но ради святого дела пустил в ход и их. Я ржала, как сумасшедшая. Плакала и хохотала, пока не уснула снова, обхватив его покрепче, чтобы никуда не делся. Наутро мне стало полегче. И снова вперёд, через жару, пар и внезапные выбросы огня и раскалённого щебня. Моему спасителю угодил в лоб острый раскалённый камешек, и уже я сама заклеивала ему рану пластырем, а он морщился и смеялся, и говорил, как же ему повезло, что есть кому о нём