Надувают страдания ветры,
а точней, одинокий норд-ост.
От меня до тебя – два разлома,
две Вселенные, два локотка…
От тебя до меня – угол дома.
И тоска.
когда-нибудь
Нам разные планеты суждены,
отписаны, отмеряны богами:
ты на Луне под кратером слагаешь.
Я на Венере в лапах сатаны.
Когда-нибудь, в расхристанном году,
мы победим науку. А парсеки
сойдутся в неземной библиотеке.
И шоры с ясновиденья падут…
феномен G, или лошадиное
Я залезу к мужичку
в дровни,
от мороза под тулуп
спрячусь.
И отвечу на его
«вздрогнем»:
«Ну и где ж, она, твоя
чача?»
Глядь, винищем закачал
флягу,
с винограда понагнал
водки.
Как приедем: на диван
лягу.
Он ребром ладони в стол:
«Вот как!»
И глядит вокруг себя
хмуро.
Где от летки потерял
еньку?
А наколка «бабы все
дуры» —
из прошедших лет его
фенька.
Как живёшь, весь из себя,
гордый?
И почём берёшь за фунт
лиха?
Не связала нас, увы,
хорда,
разметало нас с тобой
тихо.
Да не плачься, что женой
брошен,
обнищал, поизносил
шузы.
Рассуждаешь, дорогой,
пошло.
Говорю: твой кругозор
узок.
Слишком мало мне сейчас
надо.
Подытоживать пора
драмы.
Если куклу поверну
набок:
затекает в сердце звук
«мама».
Разъедает ржа мою
память:
я не помню, что вчера
было.
Мне бы проще не летать —
плавать,
да пугает под водой
рыло.
Я такая же, как все,
лошадь.
Пара комнат – вот моё
стойло.
Жаль, тащить не по душе
ношу…
Ну, давай, плескай своё
пойло.
что-то типа исторической сказули
Буги-вуги, чарльстон…
Глянь: боярин пляшет с немцем.
Ишь, выделывать коленца
научился царь Додон.
Скособочился петух,
расхотел клевать в макушку.
Увидав на гриле тушку,
враз поник и взгляд потух.
Буги-вуги – не гопак…
Шароварами не пахнет.
То есть пахнет, только на́с нет,
тех, кто нюхать – не дурак.
Белы девицы красны́
от избыточных вливаний.
Даже шут горохов, Ваня,
разошёлся до весны.
Лихо с пятки на носок
откаблучивают баре,
челядь шарит