Я знала, что он подрабатывает у дантистов, подготавливая беззубые рты к новой жизни с голливудской улыбкой. Пилил, подпиливал, обтачивал, примерял. Всегда и все делал качественно и максимально безболезненно – жалоб на него не было никогда. Вот и я полностью ему доверяла. Но в тот роковой… я не доверилась своей интуиции. Четырнадцатое января тысяча девятьсот девяносто третьего года. В восемь утра мне позвонил Володя и сказал, что Михаил вышел на работу и приглашает до десяти утра сделать то, что должен делать завтра в это же «до» – обтачивать, пропиливать и прочие манипуляции с зубами. Я удивилась, конечно, ведь после староновогодней ночи человек. Может голова с похмелья или еще что… Но подумала, что какая разница, завтра, сегодня – все равно делать-то нужно. Не акцентировала свое внимание на «…или еще что…».
Володя сказал, чтобы я собиралась, что минут через тридцать он за мной заедет. Я согласилась. Встала. Внезапно бешено заколотилось сердце, и закружилась голова. Я присела на кровать. Отпустило. Вторая попытка встать – то же самое. Я подумала, что от переутомления – адова журналистская работа. Кое-как встала и потащилась в душ. Полегчало. Но точное определение в народе – все поджилки тряслись так, что ноги казались ватными. «Никуда не поеду» – подумала я. И поджилки притихли. Ноги сразу окрепли и понесли меня в кухню. Я смаковала чай с печеньем. В окно увидела, как подъехал Володя.
Я решила отказаться ехать пилить-точить свои показатели мудрости. О чем радостно и сообщила вошедшему другу семьи. «Ты трус, шеф» – сказал мне семейный водитель с ухмылкой. Он знал, коварный, что я очень самолюбивая. И вот по этому самому самолюбию и треснул своей ухмылкой. Я возмутилась, воскликнув: «Я – трус?!» И стала собираться. Проснулись поджилки и снова сделали ватными ноги, которые еле таскали меня по квартире. Даже память встала на сторону трясущихся ног и поджилок – я не могла вспомнить, куда же я с вечера затолкала свои серьги и цепочку. Зачем я их тогда искала, одному Ангелу известно.
Было половина десятого, когда я, плюнув на серьги с цепочкой, стала напяливать на себя верхнюю одежду. Володя подбадривал, а я ощущала в себе и на себе последствия войны темного и светлого. Пока ехали в больницу (в трех километрах от дома), Ангел еще пытался опустить шлагбаум на моем пути – меня просто лихорадило. Приехали. Увидев Михаила я поняла, что он с большого похмелья. Мне бы повернуться и уйти, но ухмылка друга семьи в тот день была на стороне темных. «Я не трус!» – решила я доказать. Только вот кому…
Села в кресло. Не загорелась лампа, висящая над креслом. Но кресло стояло напротив окна, и Михаил заверил, что ему все хорошо видно. Поверила, хотя