Брат Гильом. Рассказы. Вероника

юным, что Пьетре даже стало смешно – как этот золотой мальчик мог стать её отцом? Но с первых бесед она почувствовала – мессер Леонард слишком опытен и умён для своих видимых лет. Он наставлял её в театральном искусстве и театральных законах, учил играть и держаться на сцене, наряжаться и танцевать. Он водил её по кабачкам – отплясывать на столах и кутить с контрабандистами, и, прикрыв лицо маской, вытаскивал на приёмы в графских домах – посмеяться над благородными донами. В Праге он показал ей тень старого Голема и тень ребе Бен Бецалеля, а в Тулузе открыл, где покоится святая Мария из Магдалы. Он приходил к каждой премьере и любовался ей и восхищался, облекая восторг в стихи и пьесы для любимого театра… Пьетра так ни разу и не спросила кто он – однажды мессер признался, будто он дух вечно живого Карнавала, но это выглядело лишь одной из множества его шуток.

      Шли годы, она играла всё лучше. Подруги по труппе уже начали перешёптываться – почему это в тридцать Пьетра выглядит так же молодо, как и в семнадцать? А она не хотела задумываться – слишком нравилось менять маски и проживать заёмные жизни – по две или три в день, слишком дорого стоили аплодисменты и восторг на лицах толпы. Пьетра чувствовала, что способна заставить их плакать или смеяться и хмелела от этого, как выпивоха от хорошего коньяка. Театр был её мужем, отцом, сыном и Богом… земной любовью, мимолётным актёрским флиртом она любила таких же шальных бродяг. Мессер Леонард оставался денницей, звездой, блеск которой всегда согревает взор.