И сделали из Льва Толстого, такого противоречивого и мятущегося всего, очередной фасад. Не такой, конечно, как из Горького, но поболе будет, чем «красный граф» Алексей Толстой. И все ж таки где-то в подсознании теплее становилось у представителей первого-второго непоротых поколений оттого, что вот и графья иные, которые посознательнее, с нами одной дорогой – правильной, стало быть, дорогой идем, товарищи! Он ведь, падла, хоть и сплотатор, одначе барин, и сообразить, и рассудить (нас) завсегда могёт очень даже просто!
Толстой действительно «вырос ужасно большой», по его собственным словам, и благодаря именно дневникам, в которых оттачивались и мысль его, и слог – нарочито и принципиально иногда аляповатый, как известно, для остранения в том числе (Галковский забавно и точно этот слог спародировал). И ему свойственно некоторое избыточное доверие к себе, опирающееся однако на любовь к истине, к реальной сути вещей, т. е. человеческих отношений, вкус к которой он почувствовал, прикасаясь к ней через писание в дневник и сочинительство. Это философия в исконном смысле слова, именно вкус к правде, который большинство, всегда лояльное господствующей лжи, благополучно душит в себе от младых ногтей. Однако и дневник он завел, чтобы справиться со своими комплексами, отчасти собственно личностными, отчасти социально обусловленными (хоть и титулованный, но захудалой ветви развесистого рода, и чуть ли не мелкопоместный), образ Левина – почти автопортрет, как известно.
Какой-то «поток сознания», так и до «постмодернизма» недолго докатиться… И за что я так «постмодернистов» не люблю? А вот не нравятся они мне, и все! Не глянутся, как сказал бы «наш великий земляк» В. М. Шукшин. В Барнауле-то так не говорят, – в Сростках, наверное, или еще где по деревням, – в Журавлихе, например, откуда родом мой отец.
Варварство и цивилизация
Из всех многочисленных категорий, или дихотомических пар, служащих для описания и осмысления истории, как сферы человеческого, понятия «варварства»