Женился он также как нельзя лучше, взяв одну дочку своего друга Мусинского, красивейшую, богатейшую панну в околице, к тому же настроением и характером была как бы для него создана. Ротмистр Мусинский, был немного гулякой, но честным до костей. Ротмистровна сразу после смерти матери научилась в доме отца хозяйничать и управлять, поэтому, выйдя позднее замуж, у мечника быстро взяла всё в клубок. А была в этом великая нужда, потому что сам пан на это времени не имел. Называл её муж, целуя руки, золотой своей Хандзей, на протяжении десяти с небольшим лет живя друг с другом, никогда нахмуриться не было причины. По смерти Мусинского получил мечник после него немалую собственность, так что его за пана считали. Судьба женщин того времени была такой, что большую часть жизни они проводили в тоске и ожидании панов мужей, даже если бы работы не имели столько, что на него времени не оставалось. Мечник был редким гостем в доме и когда приезжал, привозил с собой праздник и счастье, но часто, прежде чем кони отошли от крыльца, уже на следующий день уезжал. В его отсутствие мечникова имела в голове хозяйство и домашний порядок, не считая образования дочки, с которой не расставалась. Только два последних года Ядзя провела в монастыре панн Бригиток при аббатисе, которая приходилась мечниковой двоюродной сестрой. Казалось хорошим то, что и рукоделия, и книг, и набожности, и света принесла она немного с собой в дом, вдобавок к тому, что от матери могла получить. Выросла девушка, как две капли воды похожая на мать: красивая, свежая, смелая и чрезвычайно охочая до работы и деятельная…
Когда пришлось идти под Вену, позвал Собеский мечника с собой, поручая ему командование главными силами. Сопротивлялась бы жена этой далёкой и опасной экспедиции, если бы не была настроена против врагов христианства, следовательно, счиатала это обязанностью, если бы притом можно было отказать королю и если бы мечник дал себя задержать.
Таким образом, речи об этом быть не могло. Как раз недавно перед этим предъявил иск сосед пана Збоинского о границе.
Когда бы по-людски и по-братски прибыв, сам завязал дело, компромисс был бы лёгким, но, не сказав ни слова, мечника поставил перед судом – это возмутило обоих.
Збоинский кулаком ударил о стол.
– Чёрта съест, – сказал он, – у меня бумаги, защищу себя, а нет… буду его хоть по судам тоскать, чтобы знал, что братская обязанность велит. Тяжбы ему хочется, будет её иметь, потому что никакого иска, слава Богу, не боюсь.
Речь тогда шла о документах.
У пана мечника бумаг в доме было не много. Все, какие имел титулы собственности: дела, завещания, извечные скрипты спрятали на случай несчастья в одном месте. Ещё после деда наследованный ящичек, выглядящий как длинноватый округлый валик, обитый какой-то волосяной шкурой, скреплённый латунными гвоздями, с двумя замками, помещал в себе архив, довольно порядочно связанный фасцикулами. Там так же покоились в жестяных трубках карты