– Нет, нет, – шептала я. Меня всю затрясло, по лицу бежали слезы. – Он обещал, всегда быть рядом, он вернется.
– Он не вернется, – устало сказал мужчина и вздохнул.
И вдруг как молния в голове. Я высовываю голову из ямы, противный звук, глаза моего Коленьки, а потом…
– Ааааааа! – заорала я и согнулась пополам от боли. – Коооляяяя! Коленька! Родной мой! Коооляяя!!!
Мужчине пришлось схватить меня, потому что я стала дергаться в каких-то конвульсиях от той боли, которая обрушилась на меня.
– Я люблю тебя Коленька! Коля! Я люблю тебя! – кричала я слова, которые так и не успела сказать ему.
Из комнаты прибежали женщины и помогали мужчине уложить меня в постель. А я все кричала и кричала от дикой скручивающей боли имя мужа, которого больше никогда! Какое страшное слово! Никогда! Не увижу…
Прибежал местный фельдшер, за которым сбегала старушка. Он поставил мне укол с успокоительным, пока мужчина удерживал меня.
– Пятая по счету, – сказал он. – Все не верят, что их муж погиб.
Мужчина взял мою сумочку, достал из нее документы Николая. Тут же на специальном бланке, который принес с собой, написал свидетельство о смерти и положил документы обратно.
– Простите меня, – прошептал он, когда ставил сумочку у моего изголовья.
На следующий день нам сообщили, что состав готов, и нас на подводах отвезут обратно к поезду. Я снова была как не живая. И только мысль о том, что во мне растет ребенок Николая, его продолжение, заставляла меня жить дальше. Я пока боялась думать о его смерти. О том, что больше не увижу его. Поэтому думала, только о ребенке. О той мысли, что Николая больше нет, я старалась привыкать постепенно. Пока я думал о нем, как о тяжелораненном, который должен вот, вот умереть. Так мне было легче. Так я не боялась сойти с ума.
Мы тепло попрощались со старушкой, поблагодарили ее за теплый прием, за кров и пищу. А я достала из своего чемодана теплые носки, которые связала сама и подарила их хозяйке.
– На память, – тихо сказала я. – Коленьку помяните, – прошептала я ей, когда обнимала ее.
Старушка, утирая слезы и прижимая носки к себе, долго махала нам рукой, пока подвода не скылась из ее вида, а мы перестали видеть ее. Нас привезли к поезду и стали рассаживать. Женщины постарались сделать так, чтобы я оказалась с ними в одном купе. К нам присоединился мужчина, который тоже выглядел усталым. Когда всех рассадили по местам, поезд тронулся дальше, а я не могла отвести взгляда от того места, где погиб Николай. В эти минуты мне казалось, что я больше никогда не буду счастливой. Никогда не буду улыбаться, смеяться и вообще радоваться жизни. Ведь его нет, а я живая. И ребенок наш жив. Теперь я буду жить ради него, как когда то Николай жил ради меня.
Я не плакала, нет. Слез не было. Была просто тупая ноющая боль и пустота. Я сидела и смотрела перед собой, покачиваясь в такт вагону. Говорят, время