– Убили?
– Да нет, связали. И айда поглядеть, чем богата лодочка.
– Хорошим ли оказался улов?
– Так себе. Пара золотых, горсть серебра, кой-какая утварь, халат парчовый да туфли не лучше, чем у тебя. Ну и парус конечно же. Лодке днище пробило так, что латать нет смысла. А в сундуке – одни трубки, склянки, ножики махонькие да сумка с травами.
– Хорошо, что сыскался прибыток…
– Погоди, дядя Ариф! Не все хорошее хорошо. Собрались мы на берег, прыгнул я за борт – и бах, поскользнулся, нога между камней застряла, хрустнула и так больно стало – глаза сами на лоб полезли. Чуть не утоп. Братья вытащили меня, конечно, лежу, ору, с ногой прощаюсь, а то и с жизнью – кому я калека нужен?
– Плохо, ой плохо…
– Погоди, дядя Ариф! Не все плохое плохо. Парнишка давешний глядит на меня, глядит, а потом и говорит – отпустите, мол, меня на четыре стороны, да имущество мне верните, а я вашего человека вылечу. Братья туда-сюда, а деваться некуда. Поцеловали крест, что отпустят, перерезали путы. Парнишка глянул на мою ногу, пощупал, повертел. Спросил, давно ли я хромаю – а с детства, как ишак лягнул. Пообещал, что больше не стану хромать – и как дернет! У меня звезды в глазах, ангелы поют. Очнулся, нога перевязана, боли как не бывало. Неделю лежать велел, месяц в море не выходить – и стану как новенький. Только повязку менять надо, да примочки вовремя делать.
– Вот хорошо как, вот счастье привалило! Позволь, я гляну на твою ногу.
Гордый Янос охотно задрал штанину. Перевязано было грамотно, честь по чести, лентой небеленого льна через щиколотку и пятку – вывих, хрящи сместились, опухоль уже спадает, она горячая, рыхлая, истечение соков свободное… ба! Застарелый ложный сустав. Похоже, грек и вправду начнет бегать быстрее.
– Повезло тебе, друг! Погоди, сейчас отвешу товар.
– Повезло-то повезло, только вернулись мы в Кафу с пятком кефалей, да ещё и пассажира задаром отвезли. И на промысел до холодов я теперь вряд ли выйду. Сколько с меня, дядя Ариф? Сколько?!!!
После короткого, но энергичного спора грек получил пряности и сунул в рот выторгованный кусок лакрицы.
– Будет теперь в Кафе свой лекарь. Годами он может и молод, но ремесло свое знает. Хайре!
– Ва алейкум ас-салям, друг!
…Что ж, доброе дело. Жители Кафы давно уже полагались лишь на целительную силу молитв и крепость здоровья. Детей принимала банщица, зубы дергал и кровь отворял цирюльник, бедняков и сирот лечил отшельник с Тепе-Оба, остальные больные умирали и выздоравливали самостоятельно. Лекарь, говорите? Посмотрим, что ты за птица!
В задумчивости Ариф Абу Салям подогрел вторую чашу вина, сдобрив его гвоздикой, бадьяном