В ответ прозвучало лишь сдавленное фырканье, и мисс Тавернер, решив больше не распространяться на эту тему, откинулась в угол сиденья и принялась в очередной раз перечитывать скудную переписку с лордом Уортом.
Дело и впрямь было щекотливым. Его светлость, возраст которого, по ее расчетам, приближался уже к пятидесяти пяти или даже пятидесяти шести годам, демонстрировал явное нерасположение заниматься делами своих подопечных, и хотя, с одной стороны, это было хорошо, с другой – не очень. Ни она сама, ни Перегрин еще никогда не выезжали из дому дальше Скарборо. Они совершенно не знали Лондона и не имели там знакомых, которые могли бы стать для них наставниками. Единственными знакомыми людьми во всем городе были их дядя и кузина, которая вела вполне респектабельный, но отнюдь не светский образ жизни в Кенсингтоне. Именно на эту леди и вынуждена была полагаться мисс Тавернер в том, что она представит ее обществу, поскольку дядя, отставной адмирал флота, состоял с их отцом в отношениях сильного взаимного недоверия и неприязни, что совершенно недвусмысленно исключало возможность свести с ним знакомство либо обратиться к нему за помощью.
Сэр Джон Тавернер ни разу не отозвался о своем брате хотя бы с малейшей приязнью, а когда его подагра обострялась, величал того не иначе как проклятым негодяем, которому самое место – в петле на ноке рея. Немногие удостаивались подобных «любезностей» от сэра Джона. Время от времени он живописал своим детям характерные образчики поведения дядюшки, убедившие их в том, что тот и впрямь первостатейный подлец, а не просто невинная жертва предубеждений сэра Джона.
Должно быть, лорд Уорт счел вопиющей несправедливостью факт, что он, в глаза не видевший старого друга на протяжении последних десяти лет, был назначен опекуном его детей, а вот сами они, прекрасно знавшие сэра Джона, не усматривали в том ничего необыкновенного. Сэру Джону, неизменно отличавшемуся вспыльчивостью и раздражительностью, в последние годы жизни не удавалось поддерживать радушных и сердечных отношений со своими соседями. Ссоры следовали одна за другой. Но, оставаясь после смерти супруги затворником в своем поместье, сэр Джон за десять с лишним лет виделся с лордом Уортом не более трех раз, в силу чего избежал с ним распрей и по какой-то неведомой причине счел человеком, способным позаботиться о его детях в случае, если он умрет. Уорт был славным малым; сэр Джон вполне полагался на него в том, что он сумеет с толком распорядиться тем весьма значительным состоянием, которое он оставит детям, и мог не опасаться, будто он поживится за их счет. Сказано – сделано. На свет появилось завещание. О его содержании не подозревали ни Уорт, ни сами дети. Это, как вынуждена была признать мисс Тавернер, вполне соответствовало нраву сэра Джона, отличавшегося изрядным упрямством и самодурством.
Из задумчивости ее вывели тряска и грохот колес, вкатившихся на брусчатку. Подняв глаза, мисс Тавернер обнаружила, что они достигли Грантема.
После