Варюнька ответила шепотом, но твердо, даже с вызовом, видимо, защищаясь этим:
– Да, мам, правда!
Ивана будто придавило к постели. Он даже дышать перестал и сжал плотнее ресницы: как бы не заметили, что он не спит. Скрипнула табуретка. Наверно, ошеломленная мать села.
– Что ты говоришь! Как же так? – испуганно прошептала она.
– Мама, мне двадцать два года… И я его, ты же знаешь… – Варюнька недоговорила.
– Он же женатый! Позор-то какой! – завсхлипывала мать. – Замуж надо выходить!
«Встречу в Москве, прибью!» – мрачно подумал Ванек о Хомякове. Он тоже был ошеломлен, на него будто бы навалилось непоправимое горе.
– Что же ты раньше его не примолвывала, а? Что же ты раньше крутилась от него, когда он холостой был! – продолжала шепотом мать. – Сколько он за тобой ухлестывал-то? Ить он раньше все вечера возле нашего дома проводил! Что же ты тогда его за нос водила?
– Дура была. Дура!
– А теперь поумнела! Когда он женился-то! Как же мне теперь людям в глаза смотреть?
– Гордая я тогда слишком была… Глупая! – Варюнька, видимо, села рядом с матерью и обняла ее. Голос сестры звучал примирительно. – Люблю я его… и тогда любила! И он меня любит. Только меня! И всегда любил, понимаешь? Я с ним счастлива, понимаешь ты это? И никто мне больше не нужен. Никто! Ты что, не хочешь, чтоб твоей дочери хорошо было? Счастья мне не желаешь?
– Дочка, да кто же своему дитю счастья не желает. Только счастье-то твое ворованное. Оно может другой стороной обернуться. Если бы ты вышла за него, да разве бы я не радовалась, глядя на вас! – Голос матери изменился. Она начала будто оправдываться.
– Ну не получилось у нас сразу, – пыталась успокоить ее дочь. – Кто не ошибается?
– Он что, разводиться собирается?
– Собирается, не решится никак. Ты же знаешь, какой он нерешительный.
– Нерешительный! Как жениться на москвичке, так сразу решился… Поводит, поводит он тебя за нос да бросит.
– Мам, не беспокойся ты за меня. Все будет хорошо. Все.
– За кого же мне еще беспокоиться, как не за вас. Вон тоже ночью пришел грязный весь! Где только и был?
Мать, ворча, долго чистила куртку сына. А брюки вообще нельзя было отчистить.
– Деду-то давно не звонила? – спросила она о своем отце, Игнате Николаевиче Анохине, который еще после войны женился и жил в Москве, трое парней у него было от последней жены. Мать Любаньки погибла во время бомбежки Москвы. – Как он там? Не хворает?
– Вроде